В конце концов, он был таким нежным, таким теплым и таким твердым — в хорошем смысле, в каком могут быть твердыми мужские тела (или в другом хорошем смысле) — и все это взятое было так удобно, и лежа с ним рядом я действительно заснула.
У меня было такое чувство, что я храпела.
Это была плохая новость.
Хорошей новостью было то, что, когда я проснулась, его уже не было.
Другой хорошей новостью было то, что я надеялась, что храп умерил его пыл. Никому не нравится человек, который храпит.
Можно смириться с этим, если ты любишь человека, но Бенни не любил меня, и я хотела бы, чтобы так и осталось.
Теперь я убиралась из этой больницы к чертовой матери. Не потому, что это был мой выбор, я чертовски уверена, что не говорила «нет».
Синди катила меня к двери, по ходу говоря:
— В этом конверте есть несколько схем. Ты возвращаешься домой, у тебя есть кто-нибудь, чтобы сходил в аптеку вместо тебя?
Да. Есть. Я могла бы обратиться к любому члену семьи Бьянки (в первую очередь к Бену), и они сходили бы вместо меня в аптеку. Они также бы забрали меня домой, уложили в постель, убрались бы в моем доме, наполнили мой холодильник, а затем остались бы на некоторое время, готовили для меня еду и составляли бы мне компанию.
Им нужно было залатать брешь. Я получила пулю за одного из них. Когда-то они считали меня членом своей семьи, а когда Бьянки считают вас членом своей семьи, образуется трещина, и они хотят ее залатать, они приложат массу усилий, чтобы сделать это. Отсюда и визиты Бьянки, во время которых я притворялась спящей.
Но я терпела их дерьмо в течение многих лет. Я терпела, потому что любила их. А любила их, потому что любила Винни-младшего. Еще терпела, потому что они потеряли сына и брата, и им пришлось свалить свою боль на кого-то, и поскольку я их всех очень любила, то позволила свалить им свою боль на себя.
И получила пулю за них.
Хватит.
У меня был Сэл. И Сэл сделал бы для меня все что угодно. Его не совсем легальные дела убили моего мужчину; он был мне должен, а он был из тех людей, которые чувствовали, что подобные вещи никогда нельзя вернуть.
Он также был криминальным авторитетом мафии. Так что, как бы сильно я его ни любила, я не хотела с ним связываться.
У меня тоже были друзья. Раньше у меня было больше друзей до того, как мой покойный парень выбрал карьеру в мафии, но у меня все еще осталось немного друзей.
Я не притворялась спящей, когда они заходили меня навестить, но еще до того, как мне пришла в голову потрясающая идея сунуть нос в ситуацию, из-за которой меня подстрелили, я предпринимала шаги, чтобы продолжить свою жизнь. Я слишком долго топталась на месте в Чикаго — семь лет после смерти Винни. Пришло время покончить с этим. Начать сначала. Мне было тридцать четыре года. Я потратила впустую семь лет. Мне не следует теперь больше тратить время впустую.
Я не могла назвать тех, кого любила, своими родственниками по крови, но я любила их. На самом деле. Но драму, которую они привнесли с собой, того не стоила. В меня стреляли. Полно живущих людей, в которых никто никогда не стрелял, но и они не стреляли ни в кого.
Моя семья не считала огнестрельное ранение драмой. Это не было для них вызовом.
Так что мне это тоже было не нужно.
— Конечно, — ответила я Синди, пока она катила меня по коридору.
— Там у тебя есть схемы приема обезболивающих, — сказала она мне, направляясь к лифтам. — Теперь, ты знаешь, я видела, что с тобой случилось по телевизору. Ты изо всех сил старалась быть героем, помогая спасти ту женщину от этого психа. Ты принимаешь эти таблетки, когда они тебе нужны, и прекращаешь, когда уже не нужны. Будет жаль, если ты превратишься из героя в наркоманку.
Синди говорила правду.
Синди также была афро-американской медсестрой, которая работала в пригородной больнице недалеко от Чикаго, но раньше она работала в больнице в центре города. За последние полторы недели я узнала, что Синди многое повидала, и большая часть этого была не очень хорошей.
Я также узнала, что Синди не любила ходить вокруг да около.
— Я сделаю все возможное, чтобы не стать наркоманкой, — заверила я ее, когда она нажала кнопку лифта.
— Следуй указаниям врача. Прочти их хорошенько, — приказала она. — Поднимай свою задницу с кровати и двигайся. Но не переусердствуй. Слышишь? — закончила она, когда лифт зазвенел.
— Слышу, — пробормотала я.
Она вкатила коляску в лифт и умело развернула меня лицом к дверям.
— Было не очень весело, — сказала я в двери, обращаясь к Синди. — Но я буду скучать по тебе и девочкам.
Как ни странно, это было правдой. Вероятно, я никогда не забуду, как меня ранили и последующие недели, когда приходилось бороться с болью, бороться за восстановление, и делать все это при полном натиске Бьянки. Но медсестры в этой больнице были лучшими. Я не могла сказать это с уверенностью. Никогда раньше не лежала в больнице. Но они были так хороши, что я и представить себе не могла, как же в лучших.