Если бы стояли рядом и разговаривали.
Если бы лежали, прижавшись друг к другу, и смотрели телевизор.
Если бы целовались.
Я закрыла глаза.
Бог на самом деле ненавидит меня.
Я открыла глаза.
— Ты не можешь отослать такси. Я дала им номер своей кредитной карточки. Они все равно спишут деньги.
Я услышала щелчок ремня, Бенни изменил свое положение, оказавшись лицом ко мне. Он все еще стоял, прислонившись к кабине внедорожника. Он все еще находился близко. И я все еще чувствовала запах его лосьона после бритья.
Вкусный мужской запах.
Да, Бог ненавидит меня.
— Я верну тебе деньги, — сказал он.
— Бенни, это глупо, — огрызнулась я. — В меня только что стреляли. Мне это не нужно.
— В тебя стреляли полторы недели назад, детка. И если бы ты чувствовала себя совсем дерьмово, ты бы молчала.
Я крепко сжала губы.
Бен ухмыльнулся.
Мой клитор запульсировал.
Да. Бог так сильно ненавидит меня. Он наказывает меня на земле, прежде чем отправить в огненные глубины ада.
Бен отошел и захлопнул мою дверь.
Именно в этот момент я могла бы сбежать. С другой стороны, не думаю, что неловкие, болезненные прогулки, совершаемые мною по больничным коридорам, подготовили меня к отчаянному рывку от худощавого, подтянутого Бенито Бьянки. Черт возьми, даже если бы я была в идеальной форме, все равно не смогла бы выполнить отчаянный побег от Бенни Бьянки.
Так что я не сделала отчаянного рывка. А уставилась на него через лобовое стекло, пока он огибал капот своего «Эксплорера», и продолжала смотреть на него, когда он втискивал свое длинное тело на водительское сиденье. Решившись на этот поступок, я продолжала на него пялиться, когда он включил зажигание и стал выводить внедорожник на тротуар.
Именно тогда я заметила, что он не пристегнул ремень безопасности.
— В Иллинойсе есть закон о пристегивании ремня безопасности, Бенни, — отрывисто поделилась я.
Он не взглянул на меня, продолжая рулить при выезде из больницы, но потянулся к ремню безопасности и защелкнул его.
Ну, черт возьми. Он взял курс. Много о себе воображающий курс.
Об этом мне тоже не нужно знать.
Он выехал на улицу.
— Ты можешь объяснить, почему меня похищаешь? — Спросила я.
— Похищаю?! — спросил он, глядя на дорогу.
— Я нахожусь в твоей машине не по своей воле, — указала я на очевидное.
— Точно. — Он ухмыльнулся. Я увидела его ухмылку, и у меня пересохло во рту. — Тогда, полагаю, я похищаю тебя, — добродушно согласился он.
К сожалению, если бы в этот момент я попыталась выцарапать ему глаза, то было бы весьма вероятно, что швы на моем ранении разошлись бы. И еще я не хотела бы пережить настоящее похищение сумасшедшим, бегство по лесу, в конечном итоге полученную пулю, только для того, чтобы попасть в автомобильную аварию всего через несколько минут после выписки из больницы.
Поэтому я решила не предпринимать попыток выцарапать ему глаза или что-то подобное, вместо этого продолжила расспросы.
— Теперь, когда мы это выяснили, не мог бы ты объяснить зачем?
— Затем, что ты не будешь выздоравливать под бдительным оком главаря мафии.
— Я собиралась поехать к себе домой, Бен, — выдавила я.
— А ты не думаешь, что Сэл не подставил бы свою задницу, Джину и всех жен, и подружек чикагской мафии ради тебя, удовлетворяя все твои прихоти? — ответил он. — Ты член семьи, и ты приняла пулю за семью. Он был твоим крестным отцом. Теперь он твоя крестная фея.
В этом весь Бенни.
— Лучше бы Сэл не слышал, что ты называешь его моей крестной феей, — посоветовала я.
— Мне плевать, услышит Сэл или нет, что я о нем говорю.
Неудивительно, что Бьянки, владеющие семейной пиццерией и не имеющей никакого отношения к «Коза Ностре», не очень обрадовались, когда Винни-младший решил связать свою судьбу со своим дядей Сэлом. Они распалились, когда его подстрелили во время разборок мафии, в которых оказался замешен Сэл.
Было не так много людей, способных проявить неуважение к боссу мафии.
Бьянки были исключением. И Бенни, любивший своего брата, а также мать и отца, сестру и еще одного брата, ненавидел сам факт потери Винни-младшего. Он также ненавидел смотреть, как его семья страдает от этой потери. Поэтому он довел свою ненависть неуважение до крайности.
Это пугало меня до чертиков.
Если бы вы знали Сальваторе Джилья так, как знала его я, решили, что он самый добросердечный человек, которого когда-либо встречали.
Но он абсолютно был другим.
Поэтому мой голос стал тише, когда я заметила:
— Тебе нужно быть по осторожнее с Сэлом, Бен.
Он взглянул на меня, прежде чем снова посмотреть на дорогу, спрашивая:
— Что? Ты думаешь, он заберет еще одного сына у моего отца?
При упоминании Винни-младшего я решила, что с меня хватит разговоров.
— Он не станет делать это дерьмо, — продолжал Бенни.
Нет, Сэл не стал бы. Он уважал Винни-старшего. Он мог бы вообще не есть никакого дерьма в своей жизни. Ни от кого и никогда.
Но он вынужден был терпеть дерьмо Бенни из-за того, что случилось с Винни-младшим, потому что он уважал отца Винни-младшего.