Обещание нежности

— Вот-вот, бездомному и бесхозному… — пробормотал почти про себя Воронцов. И, будто решившись на что-то, вскинул глаза на бизнесмена. — А хочешь, я тебе порекомендую сторожа? Пить не будет, за это ручаюсь.

Его посетитель длинно присвистнул.

— Вы, Леонид Петрович, — и вдруг сторожа? Откуда же у вас такие знакомства? Разве ж это ваш круг?

— Так, — уклончиво отвечал Воронцов, привычно выстукивая пальцами по столешнице негромкую дробь. — Хочу одному хорошему человечку протекцию составить.

— Надеюсь, не из уголовников? — осведомился встревоженный и озадаченный бизнесмен. Черт его знает, этого Воронцова, в какую авантюру он его втягивает. С этими милицейскими держи ухо востро!

— Нет, не из уголовников. Спокойный, аккуратный — доволен будешь. По рукам?

Посетитель еще колебался, но подполковник спокойно и деловито отодвинул в сторону нетронутую бумажку, которую принес ему на подпись бизнесмен, и поднялся со стула, всем видом показывая, что аудиенция окончена. В следующую же секунду его горячо заверили в том, что фирма «Вест» будет счастлива оказать доверие рекомендованному милицией человеку и нового сторожа сегодня же вечером станут ждать на стройке. А еще через минуту бумага была подписана, и посетитель распрощался с Воронцовым самым теплым и сердечным образом.

Следующие часы, отведенные обычной милицейской текучке, промелькнули для Воронцова незаметно, однако и среди всяких своих дел — мелких и крупных — подполковник не забыл радушно встретить подъехавшего наконец в отделение приятеля-психиатра и препроводить его в маленькое служебное помещение, где на кушетке, едва прикрытый чьим-то старым, завалявшимся здесь с незапамятных времен кителем, дремал оборванный и урытый ожогами бомж. И потом, вспоминая вдруг о загадочном спасителе дочери посреди самых важных бесед и в самые неурочные моменты, Воронцов то и дело бросал взгляд на часы, с нетерпением ожидая вердикта, который вынесет человеку без имени его старый приятель Миша Барщевский. Тот возник перед подполковником шумно и неожиданно, ворвавшись в кабинет без стука и почти рухнув на стул перед своим начальственным другом.

— Ну, брат, удивил, — закрутил он головой, жадно и пристально вглядываясь в окружающие предметы и точно ища чего-то на едва обозримом пространстве стола. — У тебя закурить не найдется?

— Ты уже год не куришь, — ухмыльнулся Воронцов. Но все же вынул из выдвижного ящика все ту же яркую пачку, спрятанную от самого себя от греха подальше (чтобы подольше хватило), и ловким движением бросил ее врачу. — Задело за живое, значит?

Барщевский сделался серьезным.

— Задело. Ты был прав: пре-лю-бо-пытнейший экземпляр! Очень редкий и по-настоящему интересный.

Подполковник почувствовал, как екнуло и словно замерло перед прыжком сердце. Надо быть, однако, аккуратнее: даже Мише не стоит знать, насколько заинтересован Воронцов в этом «прелюбопытнейшем экземпляре».

— Ну, не преувеличивай, — стараясь казаться равнодушным, бросил он. — Не похож, конечно, на обычного бомжа — я ведь не зря тебя сюда пригласил, — но чтобы уж прямо так — редкий, да еще интересный…

— А я тебе говорю, так оно и есть! — загорячился Барщевский. — Ему бы не здесь, у тебя в кутузке, сидеть, а парапсихологию в медицинском университете читать. Он бы и профессионалов мог многому научить.

Подполковник помолчал, давая приятелю время угомониться, остынуть и раскурить наконец сигарету. И, почувствовав, что тот уже готов излагать свои впечатления более внятно, попросил:

— Ты не торопись, Миш. Давай по порядку: что, как, почему…

Врач сморщился от почти забытого за год горького вкуса сигареты, нервным движением притушил ее в пепельнице и уже спокойно, с профессиональной обстоятельностью принялся перечислять.

— Первое: странная, избирательная амнезия. Вещь в принципе не слишком хорошо изученная, как и все шалости мозга, но тут она вообще особая. Я не смогу тебе объяснить, ты ведь не специалист, не поймешь, но поверь уж мне на слово: этот человек точно запрограммирован помнить не все, он как будто подвергался долгое время гипнозу или сидел на каких-то химических препаратах. Каких, зачем — непонятно, но это не бытовые наркотики. Механизм действия совсем другой, понимаешь?

Воронцов кивнул. Он слушал приятеля затаив дыхание и боялся пропустить хотя бы звук из его речи. А тот невозмутимо продолжал:

— Второе. У этого странного бомжа явные паранормальные способности. Он несколько раз в буквальном смысле слова прочитал мои мысли. Это не образное выражение, не преувеличение: он дословно произнес вслух то, о чем я только что думал. Потрясающие способности к эмпатии, то есть к параллельному переживанию тех эмоций, которые возникают у другого человека… И при этом — никакой агрессии, ни малейшей попытки использовать свой дар во вред людям. Мне даже показалось, что он необыкновенно добр и кроток, будто общался долгое время не с нами, грешными, а с… ангелами, что ли? Да нет, бред, конечно. Но в нем ощутимы достоинство и человечность, которые редко встретишь и в обычных людях. А уж в бомжах…