Обещание страсти

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

Кажется, весь мир замер, услышав эти слова. Он так смотрел на нее, что слова будто впечатались в ее сердце. Он произнес это и медленно положил трубку. Она, не отрываясь взглядом, провожала его к двери. На этот раз он обернулся с напускной улыбкой и помахал рукой. Кизия помахала в ответ и улыбнулась самой храброй улыбкой. Дверь за ним закрылась.

Охранник отвел их в сторону и проводил к отдельному лифту. Заказанное такси уже ждало в гараже. Репортеров не видно. Через мгновение они уже сидели в машине, быстро удаляясь от Дома правосудия и от Люка. Они снова остались вдвоем, Алехандро и Кизия, но на этот раз ей уже нечего было ждать. Встреча прошла. Слова Люка еще звучали в ушах, а перед глазами стоял он сам — его лицо, прощальный жест руки… Кизии хотелось побыть одной, вспомнить прошлое, подумать о них с Люком… Когда она, пытаясь взять себя в руки, закурила, на ее дрожащей руке засверкал аквамарин…

— Он хочет, чтобы мы вернулись в Нью-Йорк, — сказала она охрипшим голосом, не глядя на Алехандро.

— Я знаю.

Он был готов к борьбе. Его удивило, что Кизия произнесла это так спокойно.

— Ты готова уехать?

Хорошо бы это было так: как можно скорее уехать, к дьяволу, отсюда, чтобы она могла прийти в себя — дома, а не в «Ритце».

— Да. Кажется, есть рейс в четыре. Постараемся успеть.

— Тогда придется бежать.

Он посмотрел на часы.. Она тихо шмыгнула носом.

— Думаю, успеем. — Мысли его были уже далеко. До того момента, как сели в самолет, они больше не произнесли ни слова.

Глава 29

Знакомый, дорогой голос зазвучал в телефонной трубке:

— Я такой голодный. Ты меня не накормишь?

Это был Алехандро. Уже неделя, как они в Нью-Йорке. Это была неделя постоянных звонков, неожиданных визитов, небольших букетиков, просьб помочь в решении каких-то проблем, — неделя, состоящая из хитростей, извинений и нежности.

— Думаю, что смогу сотворить кое-что из тунца.

— Это то, чем питаются на Парк-авеню? Черт, в городе кормят лучше, но компания не та. Кроме того, у меня возникло кое-что…

— Опять? Честно, дорогой мой, у меня все в порядке. Тебе совсем не требуется сюда приходить.

— А если мне хочется?

— Я буду счастлива тебя видеть. Она улыбнулась в трубку.

— Тогда нормально. Еще и кулинарное чудо из тунца! Что-нибудь слышно от Люка?

— Да. Два толстенных письма. И бланк, который мне надо заполнить, чтобы получить разрешение на посещения. Ура! Еще пятнадцать дней — и я могу лететь.

— Постучи по дереву. Он сообщил что-нибудь еще или только всякие банальности, которые я не хочу слушать?

— Это и еще то, что сидит в камере «метр на метр» с еще одним заключенным. Уютно, да?

— Очень. А что еще «хорошего»? В ее ответе прозвучала горечь:

— Больше ничего. Он просил передать тебе привет.

Я не ответил пока на его письмо. На этой неделе обязательно напишу. Что ты сегодня делала? Писала что-нибудь сексуальное? Кизия засмеялась.

— Да. Я написала очень сексуальное книжное обозрение для «Вашингтон пост».

— Фантастика. Можешь мне почитать, когда я приду?

Он пришел через два часа и принес комнатный цветок и пакет жареных каштанов.

— Как твои дела? Ой… ой… возьми, Аль, горячо…

Она чистила горячие каштаны, сидя у камина.

— Ничего. Бывало и хуже.

Но ненамного. Он не хотел рассказывать ей сейчас об этом. В последнее время Кизии хватало собственных неприятностей, чтобы навешивать на нее еще и свои заботы.

— Так что у тебя возникло?

— Что возникло? А, знаешь…

— Обманщик… но ты милый обманщик. И хороший друг.

— Ладно, сознаюсь. Мне нужен был предлог, чтобы тебя увидеть.

Он опустил голову, как ребенок.

— Очень лестно, дорогой Алехандро… Мне это приятно.

Она улыбнулась и протянула ему каштан. Он наблюдал, как она, откинувшись в кресле, грела ноги, протянув их к камину. На губах играла улыбка. Но в глазах не было огня. С каждым днем она выглядела все хуже. Очень похудела, побледнела, а руки почти все время дрожали. Нельзя сказать, чтобы очень, но заметно. И ему это не нравилось. Очень не нравилось.

— Когда ты последний раз выходила?

— Куда выходила?

— Не прикидывайся дурочкой. Ты знаешь, о чем я. Из дома. На улицу. На свежий воздух. — Он посмотрел на нее, она отвела взгляд.

— А, ты об этом. Вообще-то какое-то время не выходила.

— Что значит «какое-то»? Три дня? Неделю?

— Не помню. Несколько дней, кажется. В основном из-за того, что боюсь газетчиков.

— Болтовня. Три дня назад ты сказала, что они больше не звонят и не торчат около дома. Эта история уже никого не волнует. И ты, Кизия, знаешь это. Так что же удерживает тебя дома?

— Апатия. Усталость. Страх.

— Страх чего?

— Пока не поняла.

— Слушай, малыш. На тебя навалилось множество всего, неожиданно и со страшной силой. Но тебе необходимо взять себя в руки. Ты должна выходить, встречаться с людьми, бывать на воздухе. Ходить по магазинам, если тебе это помогает, но не запираться здесь. Ты уже начала зеленеть.

— Очень модно.

— Хочешь сейчас пойти погулять?

Она не хотела, но понимала, что должна.

— Хорошо.

Они молча направились к парку, держась за руки. Она шла, опустив глаза. Они почти подошли к зоопарку, когда Кизия наконец заговорила: