Обещание страсти

– Что такого смешного, Мама? – Он посмотрел сверху вниз на нее с высоты своего огромного роста. Она взбиралась по лестнице следом за ним, легкой поступью, улыбающаяся и счастливая.

– Вы, маршал Диллон[5]. Иногда ты настоящий мятежник.

– Неужели?

– Да, это так. – Она потянулась к нему, и он наклонился, чтобы поцеловать ее.

– Мне нравится это. Мне очень нравится это.

Он провел рукой по ее попке, когда она присоединилась к нему на лестничной площадке, и подтолкнул к обшарпанной двери.

– Ты уверен, что он здесь? – Кассия внезапно застеснялась.

– Я уверен, детка. Он всегда здесь, тупая задница. Он расходует свои силы на этот дерьмовый дом. Силы, и сердце, и душу. Ты сама увидишь.

Надпись на двери гласила: «Алехандро Видал». Никаких обещаний, плакатов и даже граффити. Только имя.

Кассия ждала, когда Люк постучится, но он этого не сделал. Он грубо пнул дверь ногой, моментально открыл ее и вошел.

– Que…

Худощавый латиноамериканец, сидевший за столом, поднялся с выражением изумления, а потом рассмеялся.

– Люк, ублюдок ты этакий, как твои дела? Я должен был догадаться, что это ты. На секунду мне показалось, что они наконец пришли забрать меня.

Невысокий, голубоглазый бородатый мексиканец радостно уставился на Люка, который подошел к нему и обнял.

Прошло несколько минут, прежде чем Люк вспомнил о Кассии, а Алехандро заметил ее. Кассия тоже не могла разглядеть человека, утонувшего в медвежьих объятиях Люка. Они быстро обменивались мексиканскими проклятиями. Алехандро говорил на чистом испанском, а Люк отвечал на сленге, выученном в тюрьме. Какие-то шутки о «двойных трубах», о чем-то «коротком» и абсолютно невразумительный диалект, частично мексиканский, частично тюремный и исключительно калифорнийский – все это было совершенно непонятно для Кассии. И вдруг внезапно они остановились; лицо Алехандро озарила добрейшая улыбка, а кроткие глаза остановились на лице Кассии. Улыбка начиналась в глазах и спускалась к губам, а глаза напоминали самый мягкий синий бархат. У Алехандро Видала было лицо человека, к которому несут все свои горести и которому отдают свое сердце. Он похож на Христа или на священника. И он застенчиво смотрел на Кассию и улыбался.

– Привет. Этот грубый сукин сын наверняка забудет познакомить нас. Я Алехандро.

Он протянул руку, и она ответила тем же.

– Я Кассия.

Они церемонно пожали руки и рассмеялись, и Алехандро предложил им два единственных стула, а сам присел на краешек стола.

Рядом с Люком Алехандро, отличавшийся хрупким телосложением и невысоким ростом, казался карликом. Но не тело приковало к себе внимание Кассии, а его глаза – ласковые и знающие. Они не стремились рассмотреть вас – вы сами с радостью искали его взгляд. Все в нем излучало теплоту. Его смех, его улыбка, его глаза, то, как он смотрел на них обоих. Его взгляд выдавал человека, который многое повидал, но в нем не было и следа цинизма. Только понимание человека, жестоко пострадавшего, и кроткое сочувствие. Чувство юмора помогло его душе пережить то, что он увидел. И пока они с Люком в течение часа обменивались шутками, Кассия наблюдала за ним. Он очень сильно отличался от Люка, но ей он понравился с первого мгновения, и она поняла, почему он стал ближайшим другом Люка. Они познакомились очень давно в Лос-Анджелесе.

Он подал ей чай, а потом принялся сплетничать и дурачиться с Люком. Они не виделись целый год, и им было о чем поговорить.

– Как долго вы живете в Нью-Йорке? – Наконец она обратилась к нему.

– Я живу здесь около трех лет, Кассия.

– Мне кажется, это слишком долго, – вмешался Люк. – Сколько дерьма ты собираешься еще терпеть на этой помойке, Ал, прежде чем поумнеешь и поедешь домой? Почему бы тебе не вернуться в Лос-Анджелес?

– Потому, что я работаю кое над чем здесь. Единственная проблема состоит в том, что детишки, которых мы лечим, на ночь отправляются домой, а не остаются здесь. Если бы у нас была возможность держать их у нас круглосуточно, я бы смог далеко пойти. – Его глаза загорелись.

– Вы лечите детей от наркотической зависимости? – заинтересовалась Кассия. Это может стать интересным сюжетом. Но дело не только в сюжете. Она оказалась заинтригована этим человеком. Он понравился ей. Его хотелось обнять, а ведь они только что познакомилась.

– Да, наркотики и мелкие криминальные истории. Они обычно связаны между собой.

Он ожил, рассказывая ей о помощи, которую они оказывают, показывая ей схемы, графики, истории пациентов и очертания планов на будущее. Но главная проблема оставалась: отсутствие контроля. Как только эти дети возвращались ночью на улицу, в свои дома, где мать обслуживала клиентов на единственной в доме кровати, или отец избивал жену, где братья кололи себе наркотики в сортире, а сестры глотали или продавали таблетки, мало что можно было сделать.

– Главная задача – вырвать их из этого окружения. Изменить весь образ жизни. Мы теперь это знаем, но здесь это непросто.

Он жестом показал на обшарпанные стены, подчеркивая свою мысль. Это место было в очень плохом состоянии.