Обещание страсти

– Говорю тебе, я не знаю. Но это все ерунда. Просто в последнее время произошло столько изменений. Отказ от колонки, ну, ты знаешь. Настало время повзрослеть, а это всегда непросто.

Она попыталась улыбнуться, но он не ответил на ее улыбку.

– Кассия, это я делаю тебя несчастной?

– Ох, любимый, нет!

Она пришла в ужас. Какая нелепая мысль! Какого дьявола он сам волновался весь день, хотела бы она знать. Он выглядит отвратительно.

– Ты уверена?

– Конечно, уверена. Абсолютно уверена, Лукас. Правда.

Она потянулась поцеловать его и увидела печаль в его глазах. Может быть, это сострадание, но то, что она увидела, глубоко тронуло ее.

– Может быть, ты жалеешь, что отказалась от этой колонки?

– Нет, я рада. Правда рада. Просто чувствуешь себя странно, когда что-то меняется. Беззащитной. Во всяком случае, со мной это так происходит.

– Да.

Он кивнул и надолго замолчал. Она допила чай, ее черное платье придавало ей суровый вид. Он наблюдал за ней, и прошло немало времени, прежде чем он снова заговорил. А когда заговорил, в его голосе прозвучали странные нотки. Утренняя шутливость улетучилась.

– Кассия, я должен кое-что тебе сказать.

Она невинным взглядом посмотрела на него, пытаясь улыбнуться.

– Что, любовь моя? – потом пошутила: – Ты тайно женат и у тебя пятнадцать детей?

Она говорила с уверенностью женщины, которая знает, что у него нет от нее секретов.

– Нет, дурашка. Я не женат. Но есть кое-что другое.

– Намекни мне.

Но на этот раз она не волновалась. Это не может быть чем-то важным, иначе он не стал бы говорить об этом сейчас. Он знает, что она расстроена из-за Тиффани.

– Детка, я не знаю, как сказать тебе по-другому, кроме как выложить все напрямую. Но я должен это сделать. Это не может больше ждать. Они устраивают слушание о замене моего условно-досрочного освобождения на лишение свободы.

Его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Все разлетелось вдребезги, и наступила тишина.

– Что?

Она, должно быть, не расслышала его. Ей это приснилось. Это один из его ночных кошмаров, который она по ошибке подслушала.

– Слушание. Мне назначили слушание. По поводу моего условного освобождения. Они хотят аннулировать его. За участие в организации беспорядков в тюрьмах. Другими словами, за агитацию.

– О господи, Лукас, скажи мне, что ты пошутил.

Она закрыла глаза и замерла на месте, словно ожидая чего-то. Он заметил, как задрожали ее стиснутые на коленях руки.

– Нет, детка, я не шучу. Хотел бы, но не могу.

Он потянулся и взял ее маленькие ручки в свои. Она медленно открыла глаза, утопающие в слезах.

– Как давно ты это знаешь?

– Такая опасность существовала уже некоторое время. Честно говоря, еще до того, как я познакомился с тобой. Но я никогда не верил, что это произойдет. Сегодня я получил подтверждение по поводу слушания. Я думаю, виной всему забастовка в Сан-Квентине. Это их окончательно достало, и они решили взять меня за задницу.

И еще убить Моррисея.

– Господи, что мы будем делать? – Ее лицо обмякло, по нему покатились слезы. – Они могут доказать, что ты к этому причастен?

В ответ он покачал головой, но не совсем уверенно.

– Нет. Поэтому они так и взбесились. Сейчас они постараются притянуть меня к ответу за все, что смогут нарыть. Но мы сделаем все, что в наших силах. У меня хороший адвокат. И мне повезло. Несколько лет назад нельзя было нанять адвоката для участия в слушаниях. Только ты и совет по освобождению. Так что подбодрись, все могло быть хуже. У нас хороший адвокат, и мы вместе. И они не могут возражать против нашего образа жизни, он безупречен. Просто придется сделать то, что делают в таких случаях. Дождемся слушания и будем бороться.

Но они оба знают, что ключевым моментом будет не забастовка и не их образ жизни. Его обвиняют в агитации. И это соответствует действительности.

– Ну же, Мама, держись.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и попытался обнять, но ее тело стало одеревеневшим и неподатливым, а лицо, по которому катились слезы, низко склоненным. Он увидел, как дрожат ее колени, и почувствовал себя так, словно убил ее. И в определенном смысле так оно и есть.

– Когда назначено слушание?

Она ожидала услышать, что на следующий день.

– До него еще больше шести недель. Восьмого января, в Сан-Франциско.

– И что потом?

– Что ты имеешь в виду?

Она сидела так неподвижно, что напугала его.

– Что, если они вернут тебя обратно в тюрьму?

– Этого не случится, – приглушенно сказал он.

– Но если случится, черт возьми, Люк? – Ее крик боли и страха взорвал тишину.

– Кассия, не случится!

Он понизил голос и попытался успокоить ее, в то же время сражаясь с собственным отчаянием. Все происходит совсем не так, как он планировал. Но чего он мог ожидать? Он должен был знать это с самого начала. Он ласково увел ее из ее собственного дома в свой дом, а теперь сидит здесь и сообщает ей, что их дом может сгореть. Она посмотрела на него таким взглядом, словно она опять осиротела. И боль, которую она испытывает, причинил он. Он почувствовал всю тяжесть этого, словно ему на сердце положили мешок с цементом.