Обещанная колдуну (СИ)

Только теперь я поняла разницу между детской привязанностью к Даниелю и тем глубоким, искренним чувством, которое сейчас завладело мной. Я любила Тёрна таким, каков он есть. Любила всего целиком. Его тонкий профиль, его чуткие пальцы, его мимолетные улыбки, его выдержку и то, как спокойно и понятно он мог объяснить любой, самый сложный предмет. Ревности в этом чувстве не было, и все, чего мне хотелось, это сделать моего колдуна хоть чуточку счастливее.

Я приблизилась, осторожно ступая, и вытащила перо из его пальцев. Он вздрогнул и открыл глаза.

— Аги?..

— Прости меня…

— За что?

— Я сбежала… так стыдно…

Он улыбнулся. Он и не думал держать на меня обиды.

— Помнишь, я говорил: правда тебя напугает, но ты справишься… Агата, ты почему босая? Пол холодный!

Тёрн заметил, в каком виде я перед ним предстала. В доме действительно сделалось зябко: на улице внезапно похолодало, а камин мы не разжигали. Я собрала листы, разложенные на подлокотниках, забрала и чернильницу, унесла и положила все это на каминную полку. Тёрн с недоумением наблюдал за мной.

А я, смущаясь, скользнула к нему на колени, устроила голову на плече.

— Зажги камин…

Огонь занялся по щелчку пальцев. Тёрн накрыл ладонями мои обнаженные плечи — осторожно, бережно… Хотел что-то сказать, но я опередила: тронула пальцем цепочку, на которой висел амулет. Она была ледяной, будто только с мороза.

— Холодно, наверное, все время носить его на груди?

— Ничего, я привык…

— А ведь Агнесса сразу догадалась, для чего он нужен.

— Несси очень хорошо меня знала, понимала, что не надел бы без веской причины. Я никогда… Мне не требовались прежде аккумуляторы. А в Академии Блирона, где она преподавала, такой же носит один из магистров. Но в него мираж вселился, когда он защищал Разлом. А не так… глупо…

— Вовсе не глупо. Ты спас меня. И мою маму. И всех моих будущих братьев и сестер. Всю нашу жизнь. Спасибо.

— Не стоит благодарности, — тихо ответил он.

Вот всегда он так. Зарядить несколько десятков мечей за раз? Легко. Поделиться с кем-то дыханием жизни? Пожалуйста. Все эти люди привыкли принимать его помощь как должное. Куда же колдуну деваться? Поможет, не впервой. А он потом, переступив порог, стоит, опершись о стену, и пытается перевести дух, потому что шел домой, высоко подняв голову и расправив плечи. Он и от меня всегда скрывает свою усталость…

— Стоит! — упрямо сказала я. — Еще как!

Он погладил меня по руке, поцеловал, куда дотянулся — поцелуй скользнул по щеке.

— Иди спать, Аги…

— Я еще немножко с тобой посижу.

Меня совсем не волновало, что на мне надета тонкая рубашка, едва достигающая колен. Я уже согрелась — от жара очага и от его объятий.

— Знаешь, — сказала я сонно, — всегда мечтала о кресле-качалке, чтобы сидеть в нем у камина долгими зимними вечерами… Хотя, наверное, мы бы вечно ругались из-за него с Адой и Ирмой. А Верн бы всех нас прогнал!

Я рассмеялась, представив эту картину.

Тёрн поднял руку, взмахнул, сложив каким-то замысловатым жестом. Кресло скрипнуло и пошатнулось.

— Да что ты! — догадалась я. — Неужели!

Он хмыкнул: мол, ерунда ведь.

Я спустила на пол ногу, тронула прохладные доски, оттолкнулась. Кресло легко качнулось и уже не останавливалось.

Мне было так уютно, тепло, хорошо. Я сняла ладонь Тёрна с подлокотника и устроила на своем бедре, а сама прижалась к нему, прильнула всем телом.

* * *

Только бы он не принял это… за жалость. Потому что это точно была не она. Но и желанием это пока не было. Все чувства смешались. Я ощущала и совершенно детский страх: вдруг снова будет больно и невыносимо и я пожалею об этом порыве. Но в то же время мне хотелось, чтобы Тёрн принадлежал мне безраздельно, весь целиком, до каждой клеточки, до волоска, до дыхания. Как еще по-другому присвоить его себе? Мне мало одних поцелуев и прикосновения рук.

— Ты дрожишь… моя девочка…

Он все понял, не мог не понять. Только не отталкивай! Не отталкивай снова! Если нужно, я потерплю, только будь моим…

Он догадался, что отказ станет для меня невыносим. Его ладонь нашла мою, пальцы переплелись. Губы пытались утешить. Он целовал мои прохладные щеки, вздрагивающие уголки рта, влажные веки.

— Ну что ты… что ты… Маленькая…

Прижал мою раскрытую ладонь к своим губам. И я чувствовала в нем, опытном мужчине, растерянность. Почему же? Разве мало было у него женщин за его долгую жизнь? Тех, что садились на колени. Целовали без тени смущения. Расстегивали пуговицы на рубашке. Чьи руки гладили смуглую кожу, а губы смеялись, подставляясь под поцелуи.

А я… Тыкалась, как слепой котенок. Как нужно? Смелее, Аги. Я запустила ладони в темные волосы, слишком короткие, чтобы пропустить пряди между пальцев. Прижалась к горячим губам. Я пыталась казаться более опытной, чем есть. Хотя едва ли Тёрн обрадуется упоминанию о том, откуда взялся этот опыт…

Он бережно ответил на поцелуй. Мои потуги изобразить страсть его не обманули. Я была неоперившимся, трепещущим цыпленком. Он никогда не захочет такую маленькую, неопытную… Сейчас скажет: «Иди уже спать, Аги. Что за детские шалости?»