Обещанная медведю

– Они кого хочешь в зверя превратят, – проворчал он, выравниваясь в ряду.

– Поэтому люблю мотоцикл, – вздохнула я. И снова тема съехала в воспоминания о приюте. – И приют люблю. Знаешь, я даже рада, что так вышло… Ну, что попала в приют. Они там настоящие все.

– Кто?

– Те, кто живут там.

– Правда?

– Ну да. А что у тебя есть послушать, Бог звука?

– А что ты любишь?

– Много всего. «Кино» люблю…

– О как, – усмехнулся он. Кажется, удивился. – А еще?

– «Дельфина», когда сильно грустно… Есть?

– Найдем, – пожал он плечами.

– Ты не против?

– Нет.

– А что, ты думал, я люблю?

– Мы с тобой об этом не говорили.

– А ты тогда не слушал ничего. У тебя даже мобильника не было, с которого можно было что-то слушать. Какой-то кнопочный…

– Не мог, – следил он то за дорогой, то рылся в телефоне. – Мы с братом занимались нашей компанией, много всего слушали по работе. После его гибели я не мог долго ничего слушать.

– Понятно. Но что бы ты про меня думал?

– Не знаю, – усмехнулся. – «Кино», надо же…

Я усмехнулась:

– Еще Земфиру люблю.

Он улыбнулся шире:

– «Би-два»?

– И этих тоже. «Сплина» еще.

Наконец, заиграл «Дельфин» с «Любовью», и я откинулась на спинку кресла, глядя на город за окном.

– Я понимаю тех, кто хотят быть людьми, – вырвалось у меня.

– Есть хочешь? – хмуро спросил он.

– Не хочешь со мной об этом говорить?

– Мне больше нечего сказать. Каждый, наверное, должен выбирать сам. Только я бы запретил Высшим врать тем, кому предстоит делать выбор.

– Мы с тобой по разным сторонам, да? – усмехнулась я.

– Мы с тобой вообще вне сторон, разве нет? – хладнокровно отозвался он. – Тебя никто на их сторону не звал.

А вот это было жестоко, хоть и правда. Но это не значило, что ему это сойдет с лап. Я переключила «Любовь» на панели и отвернулась в окно.

В центр мы приехали ближе к обеду. Дар припарковал машину на площадке торгового центра и, не спрашивая меня ни о чем, повел внутрь. Уверенно так, будто делал это каждый день. Но стоило нам выйти из дверей и оказаться в холле, Медведь переключился в режим «самоуверенность»:

– Я не знаю, что ты любишь, – остановился он в холле, осматриваясь. – Поэтому иди.

– Что значит «иди»? – скосила я на него глаза, стараясь не усмехнуться. – Я понятия не имею, куда тут идти.

– Тебе же нравится быть человеком, – напомнил он. – Насколько я знаю, ходить по магазинам – неотъемлемая часть.

– А ты что же? Никогда девушек по магазинам не водил?

– Не довелось.

– Вы же на людях женитесь, – сузила я глаза. – Что ж так, Дарьяр Вирранович? Или это слишком неважно для тебя? Ты так и видел себе, что сцапаешь и утащишь в берлогу, и трава не расти?!

– Рома, – схватил он меня под руку и развернул к себе. – Я сейчас тебя сцапаю и утащу домой, и останешься без шмоток! Будешь голышом ходить! Что меня вполне устроит! Даю тебе тридцать секунд выбрать направление и устремиться к какому-нибудь магазину!

– Хватит чертить между нами черту! – топнула я ногой. – Ты весь из себя…

– Двадцать секунд, – зло перебил он.

– …благородный оборотень, который снизошел до глупой ведьмы! Но я живу в этом мире! И он ничуть не хуже твоего!

– Десять, – мстительно рыкнул он мне в лицо. – И трусы заберу.

Я только вздернула гордо нос и, развернувшись, зашагала наугад. Как же много мы друг о друге не знали. Значит, считает себя правильнее?! Город ему не нужен, люди – тоже. Ну разве что презервативы – попользовать!

В первый магазин я влетела так стремительно, что даже консультанты не успели меня перехватить. Вся их страсть досталась Медведю. Впрочем, он быстро ее перенаправил, и вскоре меня заваливали в примерочной вариациями на тему «молодая и независимая» – джинсы, футболки, толстовки…

– Ты хоть пройдешься туда-сюда? – раздалось насмешливое за шторкой, когда я, пыхтя, пыталась втиснуться в предложенные джинсы.

– Не пройдусь, – буркнула, глядя на себя в зеркало. Щеки раскраснелись, волосы растрепались – красота неописуемая! И что он во мне нашел?

– Должно же быть и мне приятно от процесса, – примирительно уговаривал он. – Я подсмотрел в соседнем магазине, мне тоже захотелось.

– Ну вот и смотри на соседний магазин.

– Ладно, жду на кассе.

Я стянула узкие джинсы и выбрала большие мешковатые. И почти такую же огромную толстовку, как у медведя. Когда он скосил на это все глаза на кассе, взгляд его окончательно потух:

– Убиваешь во мне остатки человеческого, – вздохнул он, забирая пакет.

– Даже не знаю, осталось ли в тебе что-то, – скептически покачала головой, когда мы пришибленно плелись вдоль галереи. Но долго расслабляться он мне не дал – протащил по косметическому магазину, загнал еще в пару с молодежными шмотками, а напоследок – с нижним бельем.

– Слушай, я такое не ношу, – смущенно выдавила я, глядя на вешалки.