Обесточенный (ЛП)

Я повернул правое предплечье так, чтобы она могла видеть, и провел линию шрамов под моими разноцветными татуировками.

— Сложный перелом, детка. После этого в течение двух недель у меня не было отбоя от кисок.

Пальцы Лорел проследовали за линией шрама, ее рот удивленно раскрылся в форме бувы О.

— Не верится, — сказала она, — Ты сломал это в Эль Корасон?

— Да, — произнес я, — Там они играли в своем туре 2003. Как ты узнала?

— Ноа, я была на том шоу! — улыбнулась она, — Это был тур, на котором я была вместе с группой!

Это было нереально. Ее улыбка осветила меня, а во взгляде не было хвастовства или еще какой-нибудь ерунды.

— Бл*ть, этого не может быть.

— Серьезно! Их мерчендайзер был одним из моих лучших друзей в младших классах, и он убедил их пригласить меня в качестве фотографа тура. То шоу в Сиэтле, оно не планировалось в Эль Корасоне, как я помню, с большой площадки шоу перенесли туда в последнюю минуту.

— Да! — сказал я, садясь к ней лицом.

— Черт, Куинн позвонил мне в семь гребаных часов утра, и у меня было самое большое похмелье, а он терял свое дерьмовое терпение, потому что мы должны были обменять наши билеты, прежде чем места на меньшей площадке распродались.

Я начал смеяться, как только воспоминания расцвели в моей голове.

— Мы прождали под дождем чертовых шесть часов в тот день, только чтобы убедиться, что попадем туда.

— То место ужасно воняло, — рассмеялась Лорел.

— Помнишь? Вы, придурки, ждете под дождем в своих хлопковых куртках, а затем собираетесь все вместе в той крошечной комнате, как стая дрянных, мокрых псов. Фу, это было такое дерьмовое шоу!

Она согнулась, хихикая над историей.

— Охренеть, это невероятно, — сказал я, убирая волосы с ее лица.

— Каковы шансы всего этого?

— Чертовски малы, — сказала Лорел.

— Хотя я не помню, чтобы видела тебя со сломанной рукой в яме, позже я услышала об этом от группы. Тьфу, их барабанщик превращался в девчонку от крови... не мог заткнуться от того насколько грубо это было.

Она снова провела рукой вниз по моему шраму.

— Я не могу поверить, что это был ты.

— И вот ты снова в моем прекрасном городе, чтобы посмотреть, как я переношу травму другого рода, — сказал я.

Я хотел пошутить, и это даже вышло легко, со смехом, но слова пронзили настроение, словно я бросил камень в озеро. Лорел выглядела огорченной.

— Прости, — сказал я. — Забудь, это была плохая шутка.

— Мы можем поговорить об этом, если хочешь, — предложила она.

— Не хочу, — произнес я.

Часть меня имела это в виду.

— Хорошо, — сказала Лорел.

Она остановилась ненадолго, а затем спросила с улыбкой.

— Могу я сказать тебе кое-что странное?

— Конечно, — рассмеялся я.

Лорел дразняще провела кончиком пальца по чернильным мышцам моей груди.

— Облизывание твоих татуировок напоминает мне о той сцене в Вилли Вонке, где они облизывают обои.

Она лизнула мою грудь.

— Это и есть вкус черники?

Может я был просто слишком обдолбан, но я не смог удержать свой смех.

— Ты чертова чудачка.

Лорел расслабилась со мной, и я решил похулиганить, игриво сжав ее в объятиях, пока она не завизжала. Девушка перекинула ногу через меня и снова устроилась рядом.

— Кстати о тату, я хотел спросить тебя об этом, — сказал я.

Левой рукой обнял ее прекрасное тело. Протянув правую к верхней части бедра Лорел, я мягко потер изящную текстовую татуировку. Она была расположена так близко к тазовой кости, что если бы Лорел не была почти голой, чернила оставались бы скрытыми – такое сильно отличие от моего подхода к боди-арту, но мне это понравилось. Найти ее, трогать, и даже лизать ощущалось, как будто я нашел тайное сокровище.

— Что там написано?

Лорел вытянула ногу, и я сразу понял, почему я не мог прочитать чернила раньше – она набила их так, что только она могла прочитать тату под своим углом.

— Это лирика. Трейси Чепмен.

— Не шутишь? — улыбнулся я.

— Да, — сказала Лорел.

Она казалась немного застенчивой, когда произнесла:

— Мы должны принять решение: бросить все сегодня или жить и умереть таким образом.

Мое тело пробил озноб. Я лег лицом к лицу Лорел.

— Почему ты нанесла именно эти слова?

Лорел остановилась. Ее дыхание немного замедлилось, как будто она пыталась сохранить спокойствие.

— Я выросла в семье, совершенно отличной от меня. Консервативной... религиозной... скучной, — сказала она с самоуничижительным смехом. — Я была паршивой овцой. Мы не ненавидели друг друга, но я никогда не принадлежала им. И я всегда обещала себе, что выберусь и сделаю что-то на своих собственных условиях. Я набила эту татуировку, чтобы напомнить себе... когда станет темно и страшно, я буду помнить...

— Помнить о чем?

— Помнить, что какими бы сложными не казались вещи, есть только два настоящих выбора. Бросить то чем, ты занимаешься, если это неправильно или жить и умереть с этим.

Мое сердце действительно болело, когда я слушал ее. Она понимала так много об изоляции, которую я чувствовал в своей жизни.

— Мне нравится это, — сказал я ей, — Это по-настоящему ох*енно красиво, Лорел.

Она пожала плечами и глотнула пива.

— Да, все так говорят.

Я нахмурился.

— Что это должно означать?

Она обеспокоенно взглянула на меня.