Обесточенный

— Он старается навредить мне. Не имея возможности говорить о том, что произошло на фестивале, Дюк рассказывает о случившемся то, что может. В конце концов, он станет тем, кто спустит меня под откос.

— Трусливый ублюдок, — прорычал Куинн. — Он заплатит за все.

— Мы слишком известны, чтобы снова заниматься выбиванием дерьма из подобных засранцев, Куинн, — сказал я с горькой усмешкой. Преданность и запал Куинна по отношению к друзьям прошли через множество испытаний.

— Мы ничего не можем поделать, — сказал Куинн.

Я не ответил. Хотелось бы согласиться с Куинном и погрузиться с головой в мрачные мстительные фантазии, но не могу. Разум мой затуманен.

Мгновение Куинн молчал.

— Не понимаю, почему они тебе не верят, Ноа, — произнес он.

Я вздохнул. Из всех шипов, что пронзали мою плоть, этот был самым кошмарным, погребенным глубоко внутри и готовым разорвать меня. Первое чувство, что возникло во мне, гнев, но сейчас… оно больше походило на оцепенение. Или смерть.

Я знал, что оцепенение будет сродни смерти, если не найду способ это остановить. У загнанного в угол зверя есть лишь два выхода: упасть, надеясь на милосердие и быструю смерть, или же принять вызов и сражаться до последнего вздоха. Первый вариант – отчаяние, второй – гнев.

Гнев всегда давал мне стимул жить. А сейчас помогал мне бороться. Даже если мне придется наблюдать самодовольное и глупое лицо Дюка перед сном каждую ночь, способ сохранить гнев и спастись, найдется.

Нести этот груз в одиночку становилось утомительно. Вся эта неразбериха… Во время всего этого хаоса и ужаса, что случились во время фестиваля, ни один человек, – даже Куинн – не потрудились спросить у меня, как я, бл*ть, справляюсь с тем, что отнял жизнь.

Люди считают меня хладнокровным убийцей, потому что им так нравится. Никого не волнует, что это неправильно. Правда им не важна. Они примут лишь то, что хотят. И каким-то образом я умудрился облажаться.

— Ноа? — голос Куинна прорвался сквозь пелену мыслей.

— Не знаю, — наконец произнес я, — не знаю, почему они мне не верят, Куинн.

Мы оба замолчали. Полагаю, Куинн тоже не горел желанием озвучить ответ на этот вопрос. Он знал меня лучше, чем кто-либо на планете, и происходящее также причиняло ему страдания. Сейчас мы оба были бессильны. А мы – те, кто не привык чувствовать себя таковыми.

— Слушай, я собираюсь позвонить Гэвину и выяснить, как он собирается со всем этим разобраться, — сказал я. — Проверю все и позвоню тебе позже.

— Договорились, мужик.

Я сбросил вызов и набрал номер нашего менеджера Гэвина. После пары гудков он снял трубку, и в его голосе звучало напряжение, смешанное с облегчением. Я слышал, как его ассистент в это время сердито разговаривал с кем-то еще.

— Черт подери, Ноа, где тебя черти носят?

— Господи. Парни, вы ведете себя так, словно мир взорвется, если я не буду доступен сутки напролет.

— Так и есть, мир рушится.

Я со вздохом пригладил волосы.

— Ага, я в курсе. Поэтому и звоню.

— Я пытался созвать экстренное совещание в офисе в Сиэттле, но Мистер-Горячее-Дерьмо не удосужился ответить на звонки с тех пор, как вышло интервью, — ядовитым голосом, который я никогда прежде не слышал, произнес Гэвин. — То же самое с Эшем и Джеффом.

Я нутром чувствовал, что это чушь, но старался поддерживать других парней. У нас с Дюком было не такое прошлое, как с Эшем и Джеффом. Мы не всегда ладили, но не бросали друг друга. Вам повезло, если вы смогли продержаться и выпустить несколько удачных альбомов, добиться признания в индустрии музыки, чтобы перейти в другую группу или получить почитаемую работу за пределами сцены, когда все разваливается. Единственный способ, благодаря которому добились успеха группы «Sabbath», «Metallica», «Motorhead» за полвека. Они стали богачами и полностью погрязли в дерьме. И лишь от самого музыканта зависело, станет ли это для него последней Валхаллой (прим.: в германо-скандинавской мифологии – небесный чертог в Асгарде, куда попадают после смерти павшие в битве воины и где они продолжают прежнюю героическую жизнь) или же гребанным чистилищем, где прогуливается смерть. Для меня лучше последнее. Предпочел бы что-то краткое и более значимое, чем скучное и бесконечное.

— Технически мы в отпуске, — сказал я Гэвину. — Они могли уехать куда-нибудь, чтобы отдохнуть от всего этого дерьма.

— Так вот чем ты занимаешься? — поинтересовался Гэвин. В вопросе не было обвинения, но он явно пытался что-то сказать. — Ты смог расслабиться, Ноа? Представить, что ты в отпуске?

— Бл*ть, нет.

— Как и все остальные. Если эти ребята не отвечают на мои звонки, значит, у них есть план. Они не хотят отвечать, — сказал Гэвин.

— Почему они не хотят с тобой разговаривать? — спросил я.

Гэвин тихо сказал что-то своему помощнику, который нес какую-то тарабарщину на заднем фоне. Затем вновь вернулся к нашему разговору.

— Вероятно потому, что планируют переворот.

Я не смог сдержать усмешку.