Обет без молчания

А Боря уселся на табурет и стал смотреть, как она шустрит. Родительница, имея мужа и двух детей, а еще матушку, которая не утруждала себя бытовыми хлопотами, научилась не только вкусно, но быстро и аккуратно готовить. За полтора часа она умудрялась сварить первое, второе и компот и не устроить при этом беспорядка. После обедов-ужинов членам семьи оставалось только тарелки и приборы помыть — этим обычно занимались дети. На папе была мужская работа по дому, Либе же позволяла себе лениться, считая, что она достаточно много сделала для семьи, может и отдохнуть.

Снова вспомнив о бабушке, Боря спросил:

— Мам, а где наш семейный архив? Я искал, но безрезультатно.

— В комнате Дашки. Кажется, в нижнем ящике комода.

— Почему там?

— За пару дней до смерти Либе позвала ее к себе, велела сесть и послушать. Напомнила, где лежит ее похоронная одежда, а также деньги…

— Она что, плохо себя чувствовала?

— Физически как обычно, но как будто хандрила. Постоянно перебирала старые фотографии, перечитывала письма. Пластинки слушала с немецкими песнями — старый проигрыватель она тоже запретила выкидывать, хотя он заедал, а исцарапанный «винил» не передавал чистоту музыки и голоса. — А еще киршвассер на ночь выпивала…

Это было серьезно! Сей крепкий алкогольный напиток со вкусом вишни Либе любила, но позволяла себе крайне редко. Он был тяжел для желудка, и от него болела голова. Но киршвассер напоминал ей о любимой Германии, поэтому бабушка окончательно от него не отказывалась. В детстве она стянула у своего отца початую бутылку, и они с ее другом, то ли Гансом, то ли Хайнцем, так напробовались настойки, что уснули пьяными во дворе. Им было лет по тринадцать, и нагоняй получили оба, но больше Либе, ведь именно она умыкнула из дома алкоголь. С тех пор киршвассер ассоциировался у нее с запретным плодом, который, как известно, сладок. Не с яблоком, как водится, а с вишней, точнее, черной черешней. Поэтому не имеющая вредных привычек бабушка если пила, только киршвассер. По праздникам не шампанское, а тоже его, три, четыре стопочки. После пяти ей становилось дурно. Но в последние годы Либе и от пары рюмок плохо себя чувствовала, поэтому позволяла себе лишь одну на Новый год и дни рождения.

Портфелю, в котором хранился семейный архив, было втрое больше лет, чем Борису. Его привез из Германии в качестве трофея прадед Василий, ветеран Великой Отечественной, боевой офицер. Подобрал на развалинах Берлина, отряхнул от пыли и грязи и взял себе. Портфель был шикарным, из кожи крокодила, с медными кнопочными застежками — такому грех пропадать. Прадед планировал подарить его своему старшему брату, начальнику цеха на заводе, выпускавшем легендарные «катюши», да тот умер от инфаркта до того, как Василий вернулся на родину. И остался портфель у него. Без дела лежал, хотя можно бы продать, но он был дорог как память, это раз, и два — семья особо не нуждалась. В те времена все жили скромно и могли довольствоваться малым. А Василий — офицер. Он ушел на фронт младшим лейтенантом, а вернулся майором. Зарплату деньгами почти не платили. Облигациями займа в основном, зато давали отличные продуктовые наборы. Потом семья уехала в Германию, а по возвращении прадед, уже полковник, получил квартиру, ту самую трешку, в которой выросла и мама Бори, и они с сестрой, пенсию, так как ушел в отставку, но все равно работал. Первое время преподавал в высшем военном училище. Но оттуда его попросили, поскольку Василий академию окончить не успел: с третьего курса был призван на фронт. И стал он учить безопасности на случай войны школьников. Во времена юности Бори этот предмет назывался ОБЖ, а в шестидесятые — поди знай.

Даже тогда по семейной легенде Василий портфель не носил, хотя работал преподавателем, и это было бы логично. Либе говорила, что он его жалел. Ученики те еще… нехорошие ребята! Могли даже полковнику, боевому офицеру, тухлое яйцо в сумку подкинуть, а на стул кнопку. Они так шутили, и он их жалел, не наказывал, а просто журил. Он был очень добрым человеком. Понимающим. Бабушка говорила, что Борин отец только тем ей и понравился, что был немного похож на Василия характером.

— Пойду поищу портфель, — сказал он маме и отправился в комнату сестры.

Долго рыться в комоде не пришлось. Архив лежал в нижнем ящике, поверх старых простыней. Их уже не стелили на кровати, но и не выкидывали. Мама с сестрой использовали их в качестве тряпок, когда делали уборку.

Боря достал портфель, раскрыл его. Первое отделение оставил в покое: там прадедушкины боевые ордена и медали, дедушкины значки, бабушкины побрякушки, среди которых были и золотые, но не особо ценные. Такие на лом разве что сдать. Борю интересовало отделение с бумагами. Там фотографии, открытки, письма. В детстве он обожал вместе с Либе перебирать эту «макулатуру», в отличие от сестры Дашки. Она отлынивала от этого занятия, да и бумажный архив обозвала макулатурой именно она. А вот бабкины украшения примерять любила.