– Ты и ему не поможешь – тебя, русскую, никто слушать не будет, – и себе навредишь. Неужели не понимаешь?
Я плохо соображала тогда – эмоции захлестывали. И мне было плевать на себя, хотелось лишь одного – помочь Клаусу. Но Фредди, безусловно, был прав: своим поступком я наврежу себе. Меня мало того что больше не выпустят за рубеж, так еще могут выгнать из партии за недостойное поведение, а это клеймо не только на мне, но и на отце, идейном коммунисте и уважаемом человеке. Достанется и Ларе, что поручилась за меня, и ее супругу, и нашему гэбисту, вполне приятному дяденьке, адекватному, незлобному.
– И что же делать? – беспомощно выдохнула я.
– Не паниковать и не пороть горячку. У меня есть связи в полиции, я могу вытащить Клауса.
– Так почему ты сидишь тут, а не?..
– Я просил не паниковать, – повысил голос Фредди. – И не пороть горячку. Комиссар будет в участке завтра, я пойду к нему и попробую договориться. Если все пройдет хорошо, кузена отпустят в тот же день.
– Ты сделаешь это для него?
– Для тебя.
Я недоуменно воззрилась на Фредди.
– Ты до сих пор ничего не поняла? Надо же… – Он опустил глаза и принялся мешать сахар в кофе. Я же к своему не притронулась, ждала, что мой спутник еще скажет. И услышала то, что меня ошарашило: – Я влюблен в тебя с детства.
– Да ты меня ненавидел… с детства!
– Нет, ты ошибаешься. Ни одна девочка не вызывала у меня таких эмоций, как ты.
– Ты обзывал меня, унижал, подкидывал на подоконник всякую гадость.
– Не все мальчики могут выражать свои чувства правильно. Я из тех, кто дергает девочек за косички и задирает им юбку.
– Косички я бы тебе простила, но собачье дерьмо на голубом пальто!..
– Я был в отчаянии, не знал, как еще привлечь к себе внимание. Поначалу я вел себя прекрасно. Я улыбался тебе, желал доброго утра, но ты меня не замечала. И, между прочим, на подоконник я тебе цветы и ягоды подкладывал. Но ты думала, что это делает Клаус.
– Я тебе не верю.
– Конечно, для тебя же он свет в окне. А ты знаешь, что он не просто так залезал на клен у твоего окна? Хотел пробраться в дом, чтобы обшарить его. Наши дед с бабкой были хорошо обеспечены, если не сказать, богаты. Клаус жил у них и знал, что в доме есть тайник. Старики надеялись, что, когда закончится война, естественно, победой Германии, они снова заживут, но скончались в конце 1944 года. Умерли во сне.
– Была утечка газа, они надышались, я знаю об этом как и о тайнике. Мы вместе его искали.
– У меня же никакого шкурного интереса не было. Со временем пропала и надежда на взаимность, но я продолжал тебя любить. Пока ты лежала в больнице, я был рядом. Просиживал долгие часы на лавке в надежде увидеть тебя в окне.
– Ты обманываешь самого себя. Я заинтересовала тебя лишь потому, что была с Клаусом. Тебе же нужно было все у него отнять!
– Я полюбил тебя первым. Увидел у ратуши и пропал. Это было первого сентября, а с Клаусом ты познакомилась спустя полтора месяца.
– Ладно, хватит ворошить прошлое, – решительно проговорила я. – Я рада, что ты готов помочь брату. И неважно, что тобою движет.
– Тут ты не права…
Подвох!
Я перестала его ждать. До конца не поверила Фредди, но решила, что он не такой ужасный человек, каким мне казался. Первой мыслью было: он шпион и хочет меня завербовать. Тогда мы все этого боялись. Нам мерещились агенты иностранных разведок, особенно после инструктажа, что проводили агенты КГБ с выезжающими за рубеж.
Но я перемудрила.
– Я хочу тебя, Либе, – сказал он. – И если ты мне отдашься, я сделаю все, чтобы Клауса не просто отпустили, но и сняли с него все обвинения. Несколько секунд я молчала, переваривая услышанное. Фредди расценил это по-своему.
– Я все еще люблю тебя! – страстно выпалил он. – И буду нежен. Если захочешь, женюсь на тебе.
– Как ты узнал, что я в Берлине? – спросила я наконец. – И в каком отеле живу?
– Мне попалась газета с фотографиями с кинофестиваля. На одной была запечатлена ты вместе с какой-то вашей примой, что тебе и в подметки не годится. А узнать, где русская группа размещена, несложно.
– Или ты увидел нас с Клаусом на Альтен-штрассе, как всегда проследил за нами, а потом состряпал на него дело, пользуясь своим знакомством с комиссаром?
Он не стал отвечать мне, отвел взгляд и уставился в стену, на которой висела копия картины Пикассо «Девочка на шаре».
– Лучше я еще раз в собачье дерьмо окунусь, чем отдамся тебе, – процедила я, едва сдерживая ярость.
Хотелось плеснуть в него кофе, но я не могла себе позволить скандалить на людях.
– Ты не готова принести такую маленькую жертву? Значит, не сильно любишь моего братца.
– Он лучше останется в тюрьме, чем смирится с тем, что я переспала с тобой ради его освобождения.
– Он не узнает.
– Да ты же первый ему расскажешь! Еще и продемонстрируешь какой-нибудь трофей, типа моего чулка. Фредди, ты отвратителен! Я тебя даже не ненавижу – презираю. И если ад существует, ты будешь в нем гореть.
Я встала. Он тоже.
– Я даю тебе время до вечера, – выпалил он. – Если передумаешь, спускайся сюда же в девятнадцать часов. Обещаю незабываемую ночь!