Обет Безбрачия

Я рождена, чтобы бороться с пылью, Чтоб пылесосить старенький ковер, Чтоб на кухне хныкать от бессилья, Мешая ложкой жирненький бульон, Я рождена, чтобы ползать с грязной тряпкой, И мыть посуду каждый божий день, На огороде скрючиваться с тяпкой, Носки стирать вручную мне не лень!

Ведь это кайф, оргазм и эйфория,

Бежать с работы прямиком домой,

Я рождена, чтоб сказку сделать былью,

Я рождена, чтоб просто стать женой.

Я все еще смотрела на смятые кусты сирени, тормозной путь, напоминающий пашню трактора, ветки, торчащие из лобового стекла и понимала, что мне еще лет двадцать пять отрабатывать эту машину. Настроение ползло за мной, пока я ковыляла в дом.

— Ты вообще должна радоваться, что тебя замуж взяли, — послышался высокомерный голос. Дайте мне клизму, чтобы промыть мозги одному величеству. — Любая баба мечтает выйти замуж!

Он прав! Разумеется! Женское счастье — это гора грязной посуды, перемывая которую, я должна получать фантастический оргазм! Хотя нет, это — грязный пол, при мытье которого мои чакры должны раскрываться навстречу нирване, и разбросанные вещи, процесс уборки которых напоминает райское блаженство. Я же для этого родилась! Исключительно для этого!

На телефоне было шестьдесят шесть пропущенных вызова, а я бессильно упала на свой диван. Вслед за мной в стену полетел старенький ноутбук, разлетаясь на запчасти.

— Че легла? Работы по дому, что ли нет? Я что ли за тебя работать должен? — слышался голос в комнате, когда я лежала, закрыв глаза. — Задолбала, свинота! Баба должна стирать, готовить, убирать!

И тут в глаза брызнул яркий свет. Мне казалось, что я вижу его сквозь прикрытые веки.

— Вам нужен ребенок. Ребенок — это счастье! Дети — это высшая радость! — послышались голоса, а я распахнула глаза, глядя на старые обои. Никакого света не было.

* * *

— Ты хочешь сказать, Дон, что она молча взяла, села за руль, завела машину, тронулась, передавив половину рыцарей, сделала круг почета, а потом рванула из внутреннего двора замка? — Дэм сглотнул и опустился в кресло. — Ворота были открыты… И она дернула, петляя по шаткому мостику, который брошен через ров? А потом ты уже не видел.

Я молчал, сидя в кресле и опустив голову. Часы, отмеряющие время ада мерно тикали.

— Дон, ты главное — не убивай ее! — Дэм вскочил с кресла, а папки на столе чуть не поехали вниз. — Считай это — приметой. Хорошей. Дон! Да успокойся ты! Машина — это еще не конец света! Ты бы видел, как Света водит! Педаль в пол, руки вцепились в руль. И в глазах такой азарт! Поверь, то, что я увидел после того, как моя Света покаталась на моей машине, было намного страшнее! У тебя хотя бы задние стекла целые! У меня вообще ни одного не было.

Дэм взял папку, подошел ко мне и присел рядом, шурша выпадающими листами.

— Дон — это часть ее проклятия. Я тут кое-что раскопал. Смотри! — мне на колени положили папку. — Схема та же. Нужен показатель по «вечной любви», находится девушка, ей подсовывается. сейчас бы слово правильное подобрать. Ну ты меня понял! Канцелярия считает, что самая лучшая любовь — это любовь вопреки всему, любовь, причиняющая страдания и требующая жертву. У них там шаблон есть. Уильям Шекспир, если что! Утвержденный и задокументированный!

— Я знаю, какую жертву она требует! — огрызнулся я, глядя на тысячи имен и фамилий. — Я это уже все прекрасно знаю!

— Смотри, чтобы пара не рассталась, накладывается проклятие! В случае с Ангелиной — двадцать четыре часа! Ровно через двадцать четыре часа, где бы она ни была, с кем бы ни была, она найдет способ вернуться домой! В этот момент она за себя не отвечает! Ее просто выключает! Она очнется лишь на пороге дома, где ее ждет муж. Рыдания, страдания, убеждения, применение силы, — в ход идет все! Она не ведает, что творит. Еще никому не удавалось удержать ее. У каждой свой срок. Кому-то дают неделю, кому-то месяц, а ей почему-то впаяли сутки.

— Я хотел забрать ее, — негромко произнес я, задумчиво глядя на стопку бумаг. На каждом листе было имя девушки.

— У меня двести восемьдесят шесть папок! Ты вдумайся! Двести восемьдесят шесть! — убеждал Дэм. — Я крутил и так, и эдак… Я уже все перерыл! Дон! Я еще здесь!

Я встал, чувствуя, как в груди вызревает ярость. Одним движением я смел со стола все документы. Листы разлетались по комнате, чернильница пролилась, а лампа со звоном упала на пол.

— Я убью ее! — выдохнул я, глядя на то, как мигает лампа на полу.

— Прекрати! — возмутился Дэм, пока я стоял, уперев руки в опустевший стол и тяжело дышал. — Да, она разбила твою машину! Но это же не конец света! Извини, Дон! Это — не повод для конца света!

— При чем здесь машина! Она могла погибнуть! Ты видел, сколько уродов на дороге? Одно неверное движение и все! — я пытался взять себя в руки.