Обет мести. Ратник Михаила Святого

По уговору с Игнатием, Иван встретился с купцом на торгу и передал под грамотку серебро в рост. Затем решил пройтись по шумным рядам и выбрать для отца, жены и дочери подарки. В день приезда было не до того: спешил скорее увидеть родное гнездо. Сторговал лишь коня да сбрую, чтобы было на чем добраться да добытое в Орде довезти.

У лавок с тканями Иван неожиданно увидел Алену, дочь Василия. На мгновение застыл, унимая волнение, потом неслышно подошел и произнес:

– Здравствуй, боярыня! С возвращением тебя!

Елена обернулась и охнула. Поднесла дрожащие пальцы к губам.

– Господи, Ванюша?! Живой!

– Я, Алена, я! Днями из Орды вернулся. Как живешь-можешь? Вспоминала ль хоть иногда?

Боярыня потянулась было к парню, но тот благоразумно сделал шаг назад: на них уже было направлено несколько удивленных взглядов купцов и прохожих. Алена все поняла и негромко вымолвила:

– Про ход помнишь? Как стемнеет, жди в овраге, я выйду.

Она вновь повернулась к прилавку с дорогими тканями, словно ничего и не произошло.

Иван пошел далее. Вместе с радостью от встречи и всего услышанного он вдруг ощутил новое, неизведанное доселе чувство. Словно увидел перед собой строгие глаза Анны, немо вопрошающие мужа. Наваждение было столь сильно, что парень даже зажмурился и тряхнул головой. Лицо жены пропало.

Вторую половину дня провел в раздумьях и скитаниях по большому городу. Натолкнувшись на своего бывшего десятника Юрко, искренне обрадовался не только встрече, но и возможности уйти от раздиравших его мыслей. Они засели за корчагой хмельного и проболтали добрых два часа, вспоминая общих знакомых, рассказывая о своей жизни. Когда на землю легли первые сумерки и они расстались, Иван принял окончательное решение.

В знакомом овраге он не потерял голову от жарких поцелуев Алены, хотя и был близок к тому, чтобы сграбастать ее в свои медвежьи объятия и растелешить на сочной густой траве. Глаза жены стояли перед ним вновь, и даже хмель не смог заглушить дневных угрызений совести. Алена вскоре почувствовала эту холодность.

– Что с тобой, любый? Не заболел, часом? Иль не рад, что позвала сюда?

– Рад, Аленушка. Честное слово, рад! И чую, что люба ты мне по-прежнему. А только не дает нам Господь близкими быть!

– Почему, милый? Я теперь вдовая, от обета Всевышний освободил.

– Зато я венчаный. И дитя свое еще утром на руках пестал. Жену целовал… Анна мне тоже дорога, не могу вот так просто изменить ей. В Орде с татаркой жил, поскольку не думал, что вообще когда-то возвернусь. А сейчас не могу, прости! Не будет нам счастья от такой измены, Бог все зрит с небес!

Алена отстранилась, поправила сбитую одежду, уже иным взглядом посмотрела на Ивана:

– Так, значит… все? А я ведь и под венцом тебя вспоминала, и на постели мужней!

– И я все эти годы помнил тебя, Аленка! Да знаешь ли ты, что Семена твово на рати я лично срубил?! Потому как хотел от злобы евойной тебя освободить. Он ведь мне в лицо хвастал, что желает клобук монашеский на тебя надеть! Тебя от супружьей верности освободил, а себя заковал… Прости, коли сможешь, любая, да только не могу я так-то! Сердцем хочу, а разум противится. Не надо нам, наверное, боле встречаться, поврозь легче муку эту терпеть. Я провожу тебя?

– Не надо! Сама дойду.

Женщина сделала несколько шагов к темневшему отверстию хода и полуобернулась:

– Ты вновь у отца служить будешь?

– Нет. Пока в деревне поживу, там видно будет.

– Тогда прощай!

Взяв оставленную в тоннеле толстую свечу, Алена шагнула под своды и ушла, ни разу не обернувшись. Иван неотрывно смотрел ей вслед, смотрел, пока не перестали играть отсветы на негниющих лиственничных бревнах. Затем упал на примятую траву, запустил пальцы в волосы и протяжно, мучительно завыл, подобно смертельно раненному зверю…

Вернувшись домой, парень раздал дорогие подарки. Лишь на одном его лице в тот миг улыбка была искусственной. Но этого никто так и не заметил…

Глава 28

Прав был Торгул, предрекая в последней беседе с Иваном, что московскому и тверскому князьям, подержавшим в руках великокняжеский ярлык на Владимирское княжение, тесно будет рядом в этом мире. Михаил, после долгого зимнего противостояния ратей, после многочисленных переговоров, обмена посыльными, боярами, признал старшинство Юрия на Руси и обязался не искать власти под москвичом. Лето прошло в спешной жатве, слухах, подновлении землянок и схронов в густых лесах. А осенью совместные полки многих князей северной Руси, усиленные татарской конницей Кавгадыя, медленно двинулись на тверские земли, чтобы сотворить с нею то, что сделал чуть меньше столетия назад Батый с их властолюбивыми и гордыми предками. Русские шли на русских, русские рубили, жгли и грабили своих же братьев по крови, и все это ради того, чтобы один временный обладатель ханской милости мог насладиться полным позором другого. В который раз уже из-за гордости и желчной зависти одного политика тысячи и тысячи обречены были на страдания и смерть. О, Русская земля, сколько раз ты еще увидишь подобное!