Вновь, как и под Торжком, пешие полки тверичей неторопливо расползались по рыхлому снегу, чтобы принять очертания строя, задуманного тверским князем. Противника было больше. Гораздо больше, и окольчуженные конные полки москвичей, владимирцев, суздальцев, татар уже заранее начали охватывать полумесяцем княжью дружину, кашинских конных, смердов, уверенные, что предстоящая забава будет недолгой, и эта досадная помеха сгинет с лица Земли так же быстро, как и появилась. Привыкшие гнать перед собой и рубить смердов из разграбленных деревень, разорители тверской земли с усмешкой смотрели на лапотных, посмевших огрызнуться. Что ж, тем хуже для них! В куче можно бить быстрее и проще! И радостно бухали литавры, дудели дудки, скакали взад-вперед оживленные московляне. Все было готово, ждали лишь жеста Юрия для начала кровавой потехи.
Между тем Михаил лично отвел несколько тысяч пешцев за отлогий холм, строго-настрого повелев находиться там в строю и ожидать его приказа, не высовывая за гребень и носа. Сотни Ивана укрылись неподалеку в длинном отлогом овраге.
– Смотри, паря! – давал последние наставления князь новоявленному воеводе. – Себя чтоб не обозначил ни видом, ни голосом! Юрий татар на левое крыло поставил, так что против вас пойдут непременно. Татарва – она спешить не любит, она обычно в дело вступает, когда перелом уже забрезжил. Так что мерзните, кулаками грейтесь, но быть в строю! Как только пешцы их тумен в копья встретят и вспятят, тотчас бей в бок, и уж тут ни сабель, ни стрел, ни крови своей не жалеть. Ну, с Богом!
Рослая фигура в алом корзно поскакала к центральному полку, на который тяжелой конской поступью уже полетел московский окольчуженный полк.
Что творилось на поле боя в самом начале, Иван так и не увидел. Лишь изредка засыпанный снегом вестоноша, умостившийся в сугробе на самом гребне, выкрикивал сверху:
– Пешцы второй приступ московлян отбили!! Народу покрошили – тьма!! Словно вал лежат и наши, и ихние!!
– …Михаил со своей дружиной в бок московлянам ударил! Словно нож сквозь масло прошел, лихо рубятся! Конные у ихних отвернули, за лес уходят!
– …Юрий-то, Юрий!! Видать, сам своих на третий приступ повел, знамя евонное в голове ратных! Ну, братцы, если прорвет – хана нам! Никого за пешцами нету…
– …Звери наши мужики! Лютые звери, ей-ей!! И Юрия отбили, сами вперед пошли. А ведь драпает князь московский, знамя уронили!! Давайте, родненькие, давайте! Так их!..
Но пылкий восторг, обуявший было ряды изрядно застоявшихся на морозе конных, мгновенно затих, когда наблюдатель повернул острожавшее лицо и повестил:
– Татары пошли…
Татар на Руси еще никогда и никто не бил. Татарская конница была тем победным козырем, который одним своим присутствием зачастую решал междоусобные распри. От татар можно и нужно было только бежать, и это за восемьдесят лет ига прочно отложилось в сознании нескольких поколений. Потому враз и побледнели сотни лиц, потому и затих ропот, даже пар, казалось, перестал клубиться над ратными.
Иван мгновенно уловил эту перемену. Он прекрасно понимал, что значит первый бой и первая пролитая кровь. Неспешно сев на коня, оглядел свое нахохлившееся воинство и громко крикнул, поскольку маховик боя раскрутился, и за топотом лавы татары услышать его не могли:
– Мужики!!! А ну, вспомнили, как дома ваши зорили, женок насильничали, близких рубили!! Так ответим же узкоглазым нехристям, братцы! Пусть гнев ваш настигнет их на жалах стрел и копий, на лезвиях сабель и секир! Вспомните все, чему я учил! Строй не ломать, стрел не жалеть! Не посрамим имени русича, братцы! То-о-о-овь!!!
Сотни с бряцанием оружия сели на коней. Судя по взглядам ближних, Иван понял – проняло! Уже вспомнили, уже озлобились, уже готовы…
Опытным слухом Иван определил, что там, на холме, пеший полк встретил набегающую лаву. Лихой посвист и татарское «хурра-а-а!!» в мгновение ока сменились яростным криком тысяч, жалобным ржанием пронзаемых рогатинами лошадей, лязгом железа и удивленными воплями не ожидавших лапотной дерзости детей степи.
– Вспятили! Наши их вспятили! Задние татары передних давят! – донесся крик сверху.
Иван взял в руки лук, вложил стрелу, толкнул пятками коня:
– За князя, за родных, за землю нашу! Вперед, родимые, не робей!
Больше ничего не нужно было кричать. Подхваченный неудержимой конской лавой конь старшего вынес хозяина из оврага. Татары оказались совсем близко, в полуминутном напуске летящих коней, и встретить новую опасность стрелами они не смогли. А вот оперенные посланцы русских летели густо и кучно, так, как учил стрелков сын Федоров долгими изнурительными неделями. И редко какая из них не утоляла жажду полета кровью…
Татарский тумен дрогнул еще до начала сшибки. Слишком неожиданным было сопротивление, слишком точен ответный удар, слишком велика ярость смердов, пеших и конных, не желавших ни добычи, ни пленных. Ими командовала месть за свершенное Юрием и пришедшими с ним, и не нашлось у привыкших убивать безоружных силы, способной одолеть эту ярость.