Обет мести. Ратник Михаила Святого

До боли родной лес не всегда охотно пропускал всадника меж темных стволов. Серко то рысил, пробивая тропу в полуметровом снегу, то на относительно чистых участках сам переходил на галоп. Нетерпение хозяина словно передалось и ему. Через несколько сотен саженей они наконец выбрались на чужие следы.

Первого из преследуемых Иван увидел вскоре. Убийца явно не был горазд уклоняться на скаку от тяжелых еловых лап, и одна из них выбила наездника из седла. Он пытался оторваться пешком, но чей-то мастерский тяжелый удар сверху и чуть наискось развалил мужика почти до паха, щедро напоив снег дымящейся кровью. Возле убитого стояли двое знакомых Ивану воев.

— Второй где? — перегнулся с седла преследователь, пытаясь рассмотреть искореженное смертельной маской лицо. Нет, ранее встречать убийцу ему не приходилось.

— Вон туда поскакал. Князев сокольничий и еще один следом. Могут и не догнать. Добрые кони у гадов! Кабы не сук этот…

Иван глянул в сторону протянутой руки, уловил меж хвои недалекий просвет и направил коня на опушку поляны.

По тройному следу Серко было идти значительно легче. Уже вскоре Иван оказался на краю леса. Впереди тянулась длинная замерзшая болотина с редкими кривыми сосенками и березами да черными островками кустов на относительно сухих участках. И на этом чистом пространстве, соревнуясь меж собой за право жить или убить, скакали, проваливаясь лошадьми по самое брюхо, три озверелых человека.

Иван сразу понял ошибку уцелевшего убийцы. Понадеявшись, что на луговине его скакун сможет проявить всю свою резвость и оторвется от преследователей, он выехал из-под лесного шатра. И попал на кочкарник, старательно укрытый декабрьскими вьюгами, с неизбежными наносами, сугробами, ямами-ловушками. Теперь он лишь зря тратил силы гнедого, пересекая наискось труднопроходимый участок.

Его ошибку повторили и Романец с подручным, ибо на такой глубине покрова пробитый след не мог играть какой-либо роли. Это было равносильно бегу по песчаной косе за удирающим: ноги обоих имели б одинаковую опору. Решение к Ивану пришло мгновенно.

Снег под лесными лапами был гораздо мельче. Завернув коня, ратник порысил вдоль опушки. Он терял в расстоянии, описывая полудугу, но значительно выигрывал в скорости. К тому месту, куда стремился беглец, они прибыли почти одновременно.

Увидев мелькавшего за стволами нового противника, убийца изо всех сил принялся нахлестывать и без того уже запаленного коня. Он все еще надеялся выиграть у Ивана хотя бы сотню саженей. Возможно, и смог бы, если б Иван не решил поставить в затянувшейся погоне роковую точку.

Стянув со спины арбалет, ратник взвел рукоятью тетиву, вложил тяжелую железную стрелу и вдавил приклад в плечо. Попасть в лошадь на таком расстоянии мог бы и неопытный стрелок. А уж для лучника со стажем, каким был Иван, даже неизведанный еще самострел был простым упражнением.

Он проводил взором стремительно удаляющуюся черную точку, с удовлетворением увидел, что попал почти туда, куда целил, перезарядился и уже неспешным скоком направил Серко на целик.

Далее произошло непонятное. Беглец понял, что положение его безвыходно, и задрал обе руки вверх. Романец и его спутник оказались у павшей лошади чуть раньше. Над головой сокольничего блеснул булат и…

— Сто-о-о-оой!!! — неистово заорал Иван, осознав, что имена людей, нанявших этого человека, возможно, имена убийц брата, открывших теперь на него самого новую охоту, могут уйти в могилу вместе с этим чернобородым, завизжавшим предсмертным заячьим плачем. А в том, что на самом деле целили-то у оврага в него, Ивана, и Петро принял в себя алые стелы, лишь идиотской прихотью судьбы оказавшись возле Алены за несколько сотен саженей вместо намеченной жертвы, сомнений уже не было. Наемники не знали жертву в лицо, им лишь было известно, что стрелять надо в того, кто едет рядом с боярышней!! А сказать им это мог лишь тот, КТО БЫЛ НА ЭТОЙ ОХОТЕ!!!

Романец нагнулся и крестил саблей спину павшего еще и еще, словно вымещая всю ярость затянувшейся скачки уже на мертвом.

— Зачем ты это сделал?! — вновь, уже подъехав, крикнул Иван, с ненавистью глядя в холеное лицо. — Он уже ж руки задрал, никуда б не делся!

— Что-о-о? Да как ты смеешь, холоп?! Кому ты сказал это, мне?! Зарублю, тварь!!

Сокольничий и впрямь вздел саблю, толкнув пятками донельзя уставшего коня. Но тут же рванул узду на себя, увидев направленный в грудь самострел.

— Отрызь!! Застрелю, истинный бог, застрелю! А там пусть князь судит, его право. Вон тот молодец подтвердит, что ты зазря ценного свидетеля на куски распластал и первый на меня замахнулся. Пусть судит, суд его справедлив!

— Стреляй, чего зенки вылупил? — повернулся Романец к спутнику. Но немолодой уже новгородский дружинник лишь прищурился и презрительно сплюнул:

— Чего глотку рвешь, боярин? Я своему служу! Ты для меня не указ. А парень дело бает!

Сокольничий ощерил зубы в бессильной злобе. Бросил окровавленную саблю в дорогие ножны.

— Заберите… этого! Потом опознаем, розыск учиним.