Обет мести. Ратник Михаила Святого

Но действительно зарезанный и скормленный пленным баран означал лишь начало нового витка неизвестности. Ховрул посадил полтора десятка пленных в большую крытую арбу, взял с собою в качестве охраны трех сыновей, запряг откормленных быков и отправился вниз по Дону. Его конечной целью была генуэзская колония Кафа, славящаяся своими рынками и расположенная в неведомом русичам Крыму. Кормили сытно, работой не изнуряли: хозяин явно заботился о внешнем виде своего будущего товара.

Пленные вновь насупились, сделались неразговорчивыми и хмурыми. Если из Орды еще существовала хоть и призрачная, но возможность вернуться в родные северные леса, увидеть милые сердцу избы и лица, то Кафа перечеркивала все. Ибо оттуда путь вел еще дальше к югу, за моря, которые обратно уже не переплыть…

Когда у человека не остается никакой земной надежды, он поневоле обращается к небесной — Богу. И христианин, и мусульманин, и буддист. Не миновала чаша сия и Ивана. Пожалуй, так страстно, как он взывал к небу, он молился лишь раз в своей жизни: в сельской церквушке, когда приносил обет разделаться с убийцами брата. Теперь же, последние два месяца, воин молился часто и истово. Однажды, когда они лежали ночью у затухающего костра, он прочитал «Богородицу» сорок раз, и вдруг показалось, что воздух рядом заструился и рядом с арбой из ниоткуда появилась красивая молодая женщина. Светом и теплом дохнуло от нее. Она пристально глянула на Ивана, улыбнулась и растаяла во мраке вновь.

Ошеломленный пленник несколько минут молчал. Потом толкнул локтем безучастно глядящего в звездное небо соседа:

— Слышь, Стёпка! Ты видел?

— Чего?

— Только что Богородица нам явилась!

Степан презрительно хмыкнул:

— Говорили тебе: накрывай днем голову! Напекло, поди. Так и до удара недалеко. Откуда она тут возьмется, в краю нехристей поганых?

— Да была она, была!! Вот как тебя видел!

Ховрул уловил часть разговора.

— Степь горячий, воздух туда-сюда ходи, мираж делай. Степка прав, голова закрывай нада. Ты мне здоровый нужен, Иван!

До самого утра не мог понять тверич, привиделось ли ему или чудо действительно состоялось. Но в душе все сильнее крепла вера, что в его судьбе вскоре неминуемо произойдет поворот к лучшему. Так и случилось!

На следующий вечер они остановились в заросшей сочной травой балке, распрягли быков, расседлали лошадей. Ивана отправили собирать для костра сухой кизяк, траву, бурьян.

Он сделал две ходки и вновь удалился от стана, посматривая по сторонам. На дороге показался небольшой отряд конных, идущий хорошей рысью под бунчуком на длинном древке. Ехал явно не простой кочевник. На всякий случай пленник чуть отошел в сторону.

Его зоркие глаза уже начали видеть черты людей. Внимание привлек ехавший в числе первых молодой татарин в легкой дорожной кольчуге, отделанной золотом и серебром. Что-то знакомое увиделось в этих безбородых скулах, широкой довольной улыбке, орлином носе. Еще пятьдесят метров… И тут Иван узнал!!! Это же был Торгул, молодой хан Торгул, что ходил с Камилем в русские земли! Тот самый человек, что пытался переманить лихого рубаку к себе на службу и который на прощание преподнес в качестве кровавого дара голову не желавшего подчиниться ханской воле нойона. Но ведь Торгул — это не Ховрул! Он воин до мозга костей и знает цену стоявшего сейчас с сухими навозными лепешками в руках ратника! Он уж точно не потащит Ивана на невольничий рынок! Может быть, это и есть тот подарок судьбы, что приготовила ему Богородица?!

Отшвырнув кизяк далеко в сторону, Иван опрометью бросился к отряду:

— Торгу-у-ул!! Хан Торгу-ул!! Эй, вы, стойте! Это я, Иван! Узнаешь меня, хан?!

Странное поведение русича не могло не привлечь внимания как проезжающих, так и его временного хозяина. Ховрул с сыном схватили сабли и бросились к нечестивцу-тверичу. А от конного отряда отделились несколько верховых и взяли наглеца в кольцо.

Хан неторопливо подъехал и уставился на Ивана.

— Откуда ты меня знаешь? Кто ты такой?

— Ванька я, тверской дружинник! Зубцов помнишь? Камиля помнишь? Я с ним дрался тогда, а после ты меня еще к себе служить позвал, помнишь? Ванька я, Ванька Федоров, двумя руками биться могу!

Забыв про всякую осторожность, тверич замахал обеими руками, изображая своеобразный танец с саблями. Нукеры насторожились, двое обнажили сабли, но хан повелительным жестом поднял руку вверх.

— Иван?.. — явно припоминая, произнес он. — А-а-а, Михайлов посыльный! Письмо бедному Камилю, да? Дайте ему две сабли! Нури, проверь, что может этот русич! Не убивать!

Рослый нукер, на голову превосходящий Ивана, лениво слез с коня и снял с торок щит. Тверич же жадно схватил рукояти брошенных ему сабель и вновь почувствовал себя свободным. В неописуемом восторге он несколько раз рассек воздух над головой, словно проверяя, слушаются ли его руки. Парень даже не заметил, как трое на всякий случай вложили стрелы в луки.

Подбежавший Ховрул, узрев ханский бунчук, конским длинным волосом реявший над всадником, словно подрезанный пал на колени. Сын немедленно последовал за отцом, коснувшись лбом земли.