Обет мести. Ратник Михаила Святого

Борису словно подрезали сухожилия. Он рухнул на колени, сложил умоляюще ладони у груди и завопил:

— Пощади! Ради детишек моих пощади, умоляю! Христом-богом прошу!!!

— Христа вспомнил, Иуда земли русской?! А когда Михаилу, князю своему, из живой груди сердце вырывал, ты о чем думал?! А когда яд мне в кувшине подсылал? А когда лихих людей нанимал, чтоб на княжей охоте меня стрельнули? А когда к Юрию переметнулся, с ним тоже о Христе баял?! Умри хоть как мужик, нехристь поганая!

Иван вложил алую стрелу. Романец дико сверкнул глазами, вскочил с колен и бросился к воде. Тетива пропела, и грузное тело пало лицом вниз, беспомощно раскинув руки. Вниз по течению побежала тонкая непрерывная алая струйка. Почти такая же цветом, как и качающееся над мелкими игривыми волнами роковое оперение стрелы…

— Дмитрия-князя тоже должны были казнить сегодня на рассвете, — негромко молвил не проронивший до сих пор ни звука Роман. — Разменяли одного на другого…

— Тысяча таких Романцов одного Михайлова сына не стоит. Дмитрия еще долго Тверь оплакивать будет, а об этой мрази никто и не вспомнит. Заканчиваем, нечего зря время терять! Дорога впереди неблизкая.

Роман вывел из кустов шестерых запряженных коней. Степан подтащил голое тело, ставшее вдруг таким тяжелым, с трудом перевалил внутрь лодки. К Романцу добавили и его спутников. Далеко оттолкнули челн от берега:

— Плыви, русский подарочек! Вряд ли кто вас теперь закапывать станет. На корм рыбам пойдете, Иуды!

Мужчины сложили серебро в торока, дождались, когда Степан переоденется, и вскочили в седла. Их тени от бегущего к югу солнца словно указывали дорогу к далекому, но желанному дому.

Глава 34

Федор в очередной раз перекрестился, встретив вернувшегося сына. Коротко лишь спросил:

— Что князь?

— Думаю, везут уже обратно.

— Везут?..

И более ни слова, лишь глубокие морщины четче обозначились на пожилом челе.

Он молчал до встречи Ивана с ходившей по грибы Любаней. Когда услышал про смерть Романца, вновь встрепенулся:

— Выходит, исполнил свой обет, Ваньша?

— Да, рассчитался сполна.

— И как теперь думаешь дальше жить?

Сын пристально посмотрел на отца и не сразу ответил:

— Перееду сам и вас перевезу на новое место. Ехал я обратно через московлян, под Коломной хочу землю прикупить и дом поставить. Перебаял уже с воеводой Коломенским, берет он меня в дружину. Землю подле Оки присмотрел. Ты ж мне сам говорил: служить надо сильному. А Москва да Орда Твери, похоже, хребет становой надломили…

Федор явно услышал то, что хотел. Снял со стены икону и торжественно перекрестил ею сына:

— В добрый путь, Ваньша! В добрый час! Истинно говоришь. И детей забирай от греха подальше, и Любаньку. Да женись там, не мешкая, без жены дом — не дом.

— А ты что же?

— А я останусь, Ваня! И могилы тут всех моих, и стар я уже стал, да и деревня мне верит. Может, еще сгожусь им в лихую годину.

— Я тоже не поеду, — вдруг встряла в мужской разговор Любаня и закашлялась то ли от приступа своей болезни, то ли от допущенной дерзости.

— Цыц! Внука единственного загубить хочешь?! Ванька дело бает, не будет боле на землях этих покоя. Забирай, и чтоб боле я этого не слышал!

— Мне, батюшка Федор, жить осталось, поди, помене, чем вам, рядом с батюшкой и закопаете. А Андрюша с Ваньшей поедет, иного и не мыслю.

— Ну и кто их там будет обхаживать? Весь полон уже на землю посадили, они корни здесь пустили. Опять срывать? Не дело это!

— Погоди причитать, батя! Я еще, может, допрежь отъезда тута женюсь.

— Это на ком же? На кобыле татарской? Под тобою ведь, окаянным, другого бабского пола, поди, и не было за этот год?!

— На ком? Да вон хоть на Алене, дочери боярской!

Федор ошалело открыл рот. Потом выразительно покрутил пальцем у виска и сокрушенно махнул рукой, выходя на улицу.

…Но Иван знал, что говорил. Алена с матерью той осенью жили при княжьем дворе вместе с княгиней Анной и вторым сыном покойного Михаила Александром. Сразу по возвращении из Орды Иван доложил о своем прибытии, о гибели Романца, о печальном караване, что должен был скоро прибыть в стольный город княжества. Выходя из горницы, сотник лоб в лоб столкнулся с Аленой, явно поджидавшей его. Но виду женщина не подала.

— Здравствуй, Алена Васильевна!

— Здравствуй, Иван! Давно вернулся?

— Намедни. Привет вам от отца привез, он жив-здоров, через Нижний возвращаться будет… с Дмитрием.

Оба замолчали, словно тень покойного великого князя встала между ними. Потом боярыня повернулась и направилась к выходу. Иван последовал за нею, глядя на длинную косу, на расширяющийся к бедрам женский стан и ощущая в крови пробуждение столь знакомого волнения.

Словно почувствовав его взгляд, Елена резко обернулась:

— Ты что?

— Ничего… Смотрю вот!

— Просто смотришь?

— Нет, не просто. Думаю все…

— О чем?

— Пойдет ли боярская дочь за княжьего сотника?

Это было сказано столь неожиданно для Алены, что она запунцовела до корней волос. Машинально взяла в пальцы конец косы и начала его перебирать.

— А ту боярскую дочь сотник по любви хочет брать аль по расчету? — наконец тихо вопросила она, не поднимая глаз.