Обет мести. Ратник Михаила Святого

— Тогда я пошел, пока совсем не наклюкался. С хозяином поговорю да лодку застолблю, чтоб не угнал кто спозаранку на рыбалку. Пока!

Неверными спотыкающимися шагами молодой парень направился к стоянке Игнатия. Романец проводил его нетрезвым насмешливым взглядом:

— Вот и еще десяток гривенок подработали!

— Уверен, что обгонишь? — искренне удивился один из мужчин.

— Дур-ра-а-а-ак! А вы-то на что рядом будете? Коль слишком резвый окажется — тюкнете ближе к берегу веслом по башке, и все дела. Река широкая, берег безлюдный — кто увидит? А и спросят, скажем: ногу свело, утянуло на стремнине, не успели и помочь. Учи все вас, темных! Ну, добьем, чтоб добро не пропадало?! Завтра будет на что похмелиться…

На следующий день, когда благоверные поспешили на зов муэдзина выполнять утренний намаз, четверка вновь встретилась на том же самом месте. И Степан, и Борис принесли с собою по увесистому кожаному кошелю с залогом. Когда их небрежно бросили на дно лодки, металл негромко звякнул, а дерево отозвалось глухим стуком.

— Без обмана? Точно десять? — кивнул на гривны Романца Степан.

— Дал бы тебе в нюшку за такие слова, да боюсь, тогда вовсе плыть забоишься, — снисходительно пробасил раздевающийся Романец. Почесав волосатую грудь, он насмешливо глянул на соперника: — Айда, что ль? Чего зря время терять.

— Айда!

Молодой парень скинул халат, но остался в длинных узких татарских шароварах. Зашел в воду по пояс, передернул плечами:

— Холодна, собака. Зря я вчера спьяну хвастался. Может, переиграем?

— Оставляй серебро и гуляй отсюда! Либо поплыли, я тебе не куга зеленая, чтоб такие вещи прощать. Штаны чё не снял?

— Теплее будет.

Степан оттащил лодку от берега и с силой толкнул ее на струю:

— Далеко не отрывайтесь! Потопнем еще, не дай Бог…

Он глянул напоследок на Романца и уточнил:

— Как решили — до кустов! Коли первого ниже снесет — победа не в счет! По течению и бревно на тот берег сплавиться может.

— Догоняй, пацан!!!

Борис бросился в воду. Он греб, как опытный пловец, экономя силы и без особых рывков продвигаясь вперед. Степка обошел было его саженками, но потом тоже поплыл по-лягушачьи. Пока шли на равных. Чтобы течение не снесло пловцов ниже намеченной цели, держали чуть наискосок речной струи. Миновали середку, когда Степан забултыхался на месте. С лодки крикнули:

— Ты чего там егозишь?

— Ногу скрутило.

— Поднять на лодку? Но тогда Борис выиграл!

— Нет! Щас ступню оттяну, полегчает.

Гребцы выразительно посмотрели на Романца, тот повелительно махнул им рукой вперед. Хитрые глаза, казалось, говорили:

«Чего ради его глушить? Пока я первый, пусть ворызжется. Либо будет вторым, либо под струю утянет».

Лженовгородец справился с досадной помехой, но далее плыл уже тише, не приближаясь к плывущему впереди.

Берег у зарослей ракит оказался отлогим. Последние несколько саженей Романец пробрел пешком по отмели и, выйдя на берег, торжествующе заорал:

— Эге-ге!!! Аллах акбар! Слышь, ты, рожа новгородская?! Выкидывай свой крест, пока не поздно, мы тебя живо правоверным сделаем!

Степка стоял по пояс в воде и смущенно улыбался, зачем-то засунув правую руку за завязки шаровар.

Все дальнейшее произошло за считаные мгновения. Напарники Бориса вытащили нос лодки на песок и тут же дружно охнули, оседая на сырой песок. Обоим стрелы вошли точно в сердца. Из зарослей, почти доходящих до воды, выпрыгнули с тугими луками в руках Иван и Роман.

Романец попятился к воде. Борис решил, что хитрый новгородец ради получения гривен задумал иную подлость, нежели он сам. Примиряюще выставив вперед ладони, он произнес:

— Согласен, согласен, я проиграл! Серебро в лодке, забирайте. Не надо горячиться, ребята! За этих двух я не в обиде.

— Пошел на берег, собака! — услышал Борис ставший вдруг иным голос своего недавнего поединщика. Обернувшись, он увидел в руке Степана длинный ясский кинжал, до поры до времени скрываемый под шароварами, а теперь холодно блестевший в лучах восходящего солнца. Ноги Романца тотчас сделались предательски-мягкими. Слепая жажда жизни заставила его повиноваться и выбрести на песок в надежде, что все еще можно будет как-то уладить, наобещав за свою жизнь золотые горы.

— Я богат… Я могу заплатить за себя очень много… моего серебра хватит вам до конца дней. Клянусь! Поплыли назад ко мне в шатер, у меня есть камни, золото… Сам берлегбек меня знает…

— Узнаешь меня? — перебил его Иван, делая шаг вперед. — Всмотрись хорошенько, Иуда! Ты уже видел это лицо!

Романец судорожно провел ладонью по мокрой бороде, груди.

— Да, да, конечно! Я видел тебя при княжем дворе, ты кметь Михаила…

— Ты его видел еще раньше! На берегу Тверицы, во время соколиной охоты с татарами.

И, видя, что бывший сокольничий затрудняется вспомнить, достал из колчана оперенную красным стрелу. Нет, не ту, что извлек из горла брата, та страшным напоминанием невыполненного обета лежала дома под образами. Эту выкрасил он вчера, узнав, что спор состоялся и что завтра убийца Андрея ступит в оговоренном месте на безлюдный берег великой реки.