«Обезглавить». Адольф Гитлер

За окном громыхнуло раскатисто, громко и Елизавета вдруг почувствовала удушье кабинета. Спертый, пахнущий угаром от свечи, воздух раздирал легкие, судорожно сдавливал горло. Казалось, что сознание вот-вот оставит ее и она рухнет на пол в чужом замке на затоптанный, давно нечищенный ковер, где валяются разноцветные карандаши, которыми офицеры вычерчивали на карте агонию и конец Бельгии. Собрав силы, она поднялась с кресла, подошла к окну, отдернула плотные маскировочные занавеси, потому что уже нечего было маскировать, распахнула створки окна и прислонилась к подоконнику. Порыв ветра занес в кабинет запах сырых листьев, молодых трав, аромат поблизости высаженных цветов да тревожный шум деревьев и дождя. Она жадно вдыхала этот пьянящий воздух весны и стояла в раздумье о судьбе ее народа, своей судьбе. Справившись с собой, обратилась к Леопольду, как могла внушительней, будто вела речь с больным человеком.

— Ваше величество, сын мой, вы заблуждаетесь. И убедитесь в этом едва окажетесь на положении пленного. Подпись Леопольда, какими бы титулами она не предварялась — командующего армией или, еще как-то — остается подписью короля бельгийцев. И поэтому, независимо от того, как вы подпишите акт капитуляции, это все равно будет капитуляция Бельгии, капитуляция короля.

— В этом вопросе я остаюсь при своем мнении. Бельгия будет независимой и при оккупации, — отрезал Леопольд.

— История подобных примеров не знала, — продолжала настаивать Елизавета. — Чуда не произойдет и Гитлер останется Гитлером даже тогда, когда вы станете перед ним на колени — Достала из сумочки платочек, вытерла на лбу испарину волнения, сказала категорично, — Королевской семье надо эмигрировать.

— Зачем? — На лице Леопольда появилось раздражение.

— Король за рубежом, — убеждала она, — это — знамя борьбы за освобождение Бельгии. Король в оккупации — это пленный король. Пленный! Понимаете?

Леопольд покосился на нее, но ничего не сказал и в кабинете наступило молчание. Елизавета подумала, что ее слова дошли до сознания сына, остановили от безрассудного шага. Но вопреки ее ожиданию, Леопольд от своего решения отступать не собирался. Он настолько уверовал в возможность договориться с Гитлером о независимости Бельгии, в гарантии фюрера, что старания Елизаветы вызывали раздражение, и чтобы прервать неприятный для него разговор, он заявил:

— Я, останусь здесь и буду бороться за независимость Бельгии. Я обращусь к народу и мы возродим Бельгию из руин. — Подошел к свече, посмотрел на наручные часы, давая понять Елизавете, что разговор окончен, — Простите, но ко мне с минуты на минуту должен прибыть генерал де Руссо.

— Де Руссо везет условия капитуляции?

— Вполне возможно.

Во взгляде Елизаветы блеснула брезгливость.

— Я не могу присутствовать при этом позорном акте, — ответила она и, полная негодования, покинула кабинет Леопольда.

В приемной ей отдали честь генералы и офицеры, но она поспешно прошла мимо. Как только закрылись за нею дверь, в приемной раздался взволнованный голос полковника:

— Господа, о чем они договорились? Я верю королеве. Она мужественная женщина и не может капитулировать.

— Душно. Скорее бы кончилась эта кошмарная ночь, — прохрипел вместо ответа генерал, стоявший у окна. Он распахнул френч, подставил вспотевшую грудь свежему ветру и вдыхал его шумно, во все легкие.

— Дышите, генерал, — с откровенной издевкой посоветовал полковник. — Последние часы дышите воздухом свободной Бельгии. Завтра утром вы будете пленником, рабом Гитлера.

Неизвестно, чем бы закончился вновь созревавший спор между полковником и генералом, какой водораздел прошел между присутствующими, если бы в дверях не появился генерал де Руссо.

«Де Руссо», — молнией пронеслось по приемной и в одно мгновение стихли голоса, десятки глаз обратились к генералу, который уже знал судьбу Бельгии. А он, возбужденный выполнением исторической миссии, торопливо проследовал через застывшую в напряженном молчании приемную и скрылся за дверью, услужливо распахнутой адъютантом.

Король стоял у открытого окна со сложенными на груди руками и опущенной головой. Окинув его взглядом, де Руссо поймал себя на мысли, что вот сейчас, как только доложит условия капитуляции, король Бельгии, в обращении с которым допустимо единственное выражение «Ваше величество», станет никем, превратится в обыкновенного военнопленного и ощутил, как от этой мысли жалостно стиснулось сердце.

— Ваше величество, доложил он, — Ваш приказ выполнен.

Леопольд медленно повернулся у окна и подошел к де Руссо так близко, что де Руссо в отблеске свечи увидел его смертельной усталости лицо с выступившей на лбу испариной, глубоко запавшие глаза, в которых гнездилось нетерпение.

— Я вас слушаю, мой генерал.

Де Руссо осторожно вдохнул воздух, набираясь решимости для того, чтобы доложить горькую правду:

— Ваше величество, командующий немецкой армией генерал Рейхенау немедленно связался с Гитлером и доложил о вашем предложении о перемирии.

— И что Гитлер?