«Обезглавить». Адольф Гитлер

— Это легко проверить. Но, если не поверят, то я готов понести любое наказание, лишь бы умереть на Родине, где жили и умирали мои предки. Поверьте, я не испытываю восторга от того, что на кладбищах западной Европы вижу могилы русских людей. Идешь по кладбищу и читаешь на надгробиях: «Князь такой-то», «Граф такой-то, артист такой-то, писатель такой-то». Да полноте, господа! Русскими ли костями бесславно удобрять землю Европы? Я убедился, что тысячу раз был прав Иван Сергеевич Тургенев, сказав, что Россия без каждого из нас обойтись может, но никто из нас не может без нее обойтись. В Россию русского эмигранта тянет! И вас, господа, тянет. Только вы на Родину с царем идти собираетесь, а приведет случай, то и с Гитлером пойдете. Я же туда с семьей хочу.

— Вы понимаете, что вы сделали? — спросил Старцев.

— Понимаю. И горжусь этим.

— Это предательство! — вновь разъяренно воззрился Новосельцев на Шафрова, поднялся со стула и стал против него мрачной громадой, — Русская эмиграция тебе этого никогда не простит. Ты сошел с ума, капитан второго ранга. Господин генерал, Семен Сергеевич, — обратился он к Старцеву. — Потребуйте, наконец, от Шафрова забрать документы из большевистского посольства. Нельзя допускать этого!

— Александр Александрович, — примирительно с виду, но властно заговорил Старцев, — А ведь Федор Аркадьевич прав. Мой вам добрый совет — пока не поздно, заберите документы из посольства. Иначе мы вынуждены будем принять меры.

— Что? — вступилась за Шафрова Марина. — Как вы смеете вмешиваться в нашу жизнь? Кто вам дал на это право?

Шафров вновь жестом руки остановил ее и, обращаясь к Старцеву и Новосельцеву, ответил так, что у них не возникло сомнений — решение он принял обдуманно и изменять его не станет.

— Господа, — заговорил он тихо, с трудом удерживая волнение. — Я долгое время живу за границей, но по городам и весям Европы любовь к Отчизне не растерял. — С каждым словом голос его звучал громче, увереннее. В нем чувствовались воедино слитые воля к достижению цели и гнев к тем, кто осмелился ему мешать. — Все это время я чувствую себя моряком в затянувшемся дальнем плавании и жду счастливую минуту, когда мой корабль ошвартуется у родного причала, — Он повысил голос и уже не без торжественности заключил, словно давал клятву, — Я взял курс на Родину, господа, и никто не собьет меня с этого курса, не помешает достичь желанных берегов. Я пойду на абордаж, на таран, но цель свою достигну! — Победно посмотрел на Старцева и Новосельцева. — Я сказал все, господа. Честь имею.

Громко хлопнула дверь за Старцевым и Новосельцевым. Шафров устало опустился в кресло.

* * *

Тяжелым выдался для Бельгии тысяча девятьсот сороковой год. Одно за другим складывали оружие перед немецким вермахтом государства западной Европы. Присоединена к Германии Австрия, оккупированы Польша и Чехословакия, капитулировала Дания, окончена молниеносная война с Норвегией.

Напряженная политическая обстановка, доведенная Гитлером до военных конфликтов и войн, вынуждала государственных деятелей малых стран, судьба которых до поры, до времени еще не была поставлена на карту и не предрешена генеральным штабом вермахта, с пристальным вниманием следить за дальнейшим развитием событий. С чувством опасения следил за ними и король Бельгии Леопольд Третий. Доклады премьер-министра Пьерло, министра иностранных дел Спаака, министра обороны Дени и без того неутешительные, с каждым днем становились тревожнее и не вызывали сомнение в том, что война подошла к границам Бельгии, что начало ее — дело времени, а скорее всего — воли Гитлера.

Преднамеренно подчеркивая готовность в любой момент приступить к исполнению обязанностей командующего армией, Леопольд надел военную форму генерала, полагая, что этим внесет в сознание подданных уверенность, повысит моральный дух солдат и генералов.

Королем Бельгии он стал в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, и ему потребовалось не так уж много времени, чтобы применительно к новой расстановке сил в Европе приспособить политику своей страны. Прежде всего он пересмотрел договорные отношения с Англией и Францией, которые были заключены после первой мировой войны и направлены против побежденной Германии. Он понимал, что Германия была уже не той, что во времена версальского мира. С приходом к власти Гитлера она набирала силу, и более дальновидные политики, к числу которых Леопольд относил и себя, не исключали ее войны с Францией и Англией и поэтому торопились по отношению к враждующим сторонам занять правильную позицию. Решал с кем быть и Леопольд. Укрепить или разорвать союз с Англией и Францией в новой обстановке, ставшей опасной для Бельгии? Если решиться на разрыв, то с кем быть, какой тропинкой в сложных международных отношениях идти дальше? После продолжительных колебаний, он порвал с Англией и Францией и в тысяча девятьсот тридцать шестом году торжественно провозгласил нейтралитет.