Обезьяна и сущность

Полухорие 2

Мать.

Полухорие 1

Кто избранный сосуд греховности?

Полухорие 2

Мать.

Полухорие 1

Кто проклятие нашего рода?

Полухорие 2

Мать.

Полухорие 1

Одержимая, одержимая —

Полухорие 2

Изнутри и снаружи:

Полухорие 1

Ее инкуб[95] – объект, ее субъект – суккуб,

Полухорие 2

И оба они – Велиал;

Полухорие 1

Одержимая Мясной Мухой,

Полухорие 2

Ползущей и жалящей,

Полухорие 1

Одержимая тем, что непреоборимо

Полухорие 2

Толкает ее, гонит ее,

Полухорие 1

Словно вонючего хорька,

Полухорие 2

Словно свинью в течке,

Полухорие 1

Вниз по наклонной

Полухорие 2

В невыразимую мерзость,

Полухорие 1

Откуда после долгого барахтанья,

Полухорие 2

После множества больших глотков пойла

Полухорие 1

Выныривает через девять месяцев мать

Полухорие 2

И приносит эту чудовищную насмешку над человеком.

Полухорие 1

Каково же будет искупление?

Полухорие 2

Кровь.

Полухорие 1

Как умилостивить Велиала?

Полухорие 2

Одной лишь кровью.

Камера переходит от престола к ярусам, где бледные гаргульи голодными глазами уставились вниз в предвкушении экзекуции. И вдруг они разверзают черные пасти и начинают петь в унисон – сначала неуверенно, потом все тверже и громче.

– Кровь, кровь, кровь, это кровь, кровь, кровь, это кровь…

В кадре снова престол. За кадром – бессмысленное, нечеловеческое пение.

Патриарх передает оселок одному из прислуживающих ему архимандритов, берет левой рукой младенца за шею и насаживает его на нож. Младенец взвизгивает и умолкает.

Патриарх поворачивается, выпускает с полпинты крови на алтарь и отбрасывает трупик в темноту. Пение вздымается неистовым крещендо:

– Кровь, кровь, кровь, это кровь, кровь, кровь…

– Увести, – повелительно скрипит патриарх.

Охваченная ужасом мать поворачивается и сбегает по ступеням. За нею спешат два послушника, яростно бичуя ее освященными воловьими жилами. Пение перемежается пронзительными криками. Со стороны аудитории слышится стон – полусоболезнующий, полуудовлетворенный. Раскрасневшись и немного задыхаясь от столь непривычных усилий, послушники хватают другую женщину – на этот раз юную девушку, хрупкую, стройную, почти девочку. Они тащат жертву по ступеням, лица ее не видно. Но вот один из послушников отступает чуть в сторону, и мы узнаем Полли. Ребенка – без больших пальцев на руках и с восемью сосками – подносят к патриарху.

Полухорие 1

Мерзость, мерзость! Каково же будет искупление?

Полухорие 2

Кровь.

Полухорие 1

Как умилостивить Велиала?

На этот раз отвечает весь зал:

– Одной лишь кровью, кровью, кровью, этой кровью…

Левая рука патриарха сжимается на шейке ребенка.

– Нет! Нет! Пожалуйста, не надо!

Полли бросается к малышу, но послушники ее оттаскивают. Под ее рыдания патриарх рассчитанно неторопливо насаживает ребенка на нож, после чего отшвыривает тельце во тьму за алтарем.

Слышится громкий крик. Средний план: в первом ряду зрителей доктор Пул теряет сознание.

В кадре «Греховная Греховных» изнутри. Это небольшое святилище, расположенное вдоль длинного края арены, сбоку от алтаря; оно представляет собой продолговатое здание из необожженного кирпича с престолом в одном конце и раздвижными дверьми в другом. Они сейчас приоткрыты, чтобы было видно происходящее на арене. Посреди комнаты на ложе развалился архинаместник. Неподалеку от него безрогий послушник жарит на угольной жаровне поросячьи ножки; чуть поодаль двурогий архимандрит выбивается из сил, пытаясь привести в чувство доктора Пула, который без признаков жизни лежит на носилках. Наконец холодная вода и несколько хлестких пощечин производят желаемый эффект. Ботаник вздыхает, открывает глаза, уклоняется от очередной пощечины и садится.

– Где я? – спрашивает он.

– В «Греховная Греховных», – отзывается архимандрит. – А это – его высокопреосвященство.

Доктор Пул узнает великого человека и догадывается почтительно склонить голову.

– Принеси табурет, – командует архинаместник.

Появляется табурет. Наместник кивает на него головой; доктор Пул с трудом встает на ноги, пошатываясь, пересекает комнату и садится. И сразу же особенно громкий вопль заставляет его обернуться.

Дальним планом – главный алтарь, снятый с точки доктора Пула. Патриарх как раз отшвыривает очередного уродца в темноту, а его прислужники бичуют воющую мать.

В кадре опять доктор Пул: он вздрагивает и закрывает лицо руками. За кадром слышно монотонное пение: «Кровь, кровь, кровь».

– Ужасно! – восклицает доктор Пул. – Ужасно!

– Но ведь ваша религия тоже не чурается крови, – иронически улыбнувшись, замечает архинаместник. – «Омыли одежды свои кровью Агнца»[96]. Не так ли?

– Совершенно точно, – признает доктор Пул. – Но мы же не совершаем омовений на самом деле. Только говорим о них или – еще чаще – поем.

Доктор Пул отводит взгляд. Молчание. Подходит послушник с большим блюдом и вместе с двумя бутылками ставит его на стол подле ложа. Настоящей старинной вилкой двадцатого века (подделка под раннегеоргианскую[97]) архинаместник подцепляет свиную ножку и принимается ее глодать.

– Угощайтесь, – проглотив кусок, скрипит он и, указывая на бутылку, добавляет: – А вот вино.