Обезьяна на мачте

Проснувшись в своей картонной коробке, в которую был положен кусок войлока, он прыгал ко мне на койку и начинал играть. Мне хотелось спать. Я уговаривал Пурша отстать от меня, но, взглянув на часы, обнаруживал, что пора подниматься на вахту: Пурш чувствовал время лучше, чем я. Быстро ополоснув лицо, я выходил из каюты и поднимался в ходовую рубку, а Пурш направлялся на палубу охотиться на летучих рыб.

Увидев летучих рыб впервые, котенок долго не мог прийти в себя от изумления. Еще бы! Когда-то, в самый первый мой рейс в тропики, летучие рыбы поразили и меня настолько, что, вернувшись домой, я готов был о них рассказывать буквально каждому встречному.

Представьте себе раннее тихое утро. Вода как зеркало. Синяя-пресиняя, глаза даже ломит, она простирается вокруг судна на сотни миль в любом направлении. Не оторвать взгляда от этой синевы!.. Ближе к судну синева светлая, а дальше, к горизонту, вода приобретает более густой цвет, будто в океане растворили несметное количество синьки. Солнце только что взошло. Тишина-то какая! Только чайки, парящие над кормой судна, перекликаются сонными еще голосами да стеклянно звенит вспарываемая острым форштевнем траулера вода.

И вдруг поверхность океана вскипает, и из воды с легким шорохом выскальзывают рыбы. Несколько мгновений, быстро вибрируя задним хвостовым плавничком по воде, оставляя на ней извилистые следы, они скользят над самой поверхностью океана, а потом, широко раскинув ярко сияющие грудные плавнички, рыбы взлетают, как маленькие планеры, одновременно поднявшиеся с аэродрома. Лучи солнца играют в напряженно раскинутых плавничках-крыльях, и их плоскости загораются то зеленым, то ярко-красным пламенем. Быстро обгоняя траулер, метров пятьдесят-шестьдесят рыбы летят над водой, отражаясь в ней серебристыми брюшками, а потом одна за другой ныряют в океан. Этот полет, длящийся почти минуту, похож на соревнование: а кто дальше? Вот упала в воду одна рыбка, потом сразу три, затем все они шмыгнули в океан, и лишь одна рыба все летит и летит, устанавливая, наверно, новый рекорд.

Выйдя на палубу и порывшись в ящике с песком, Пурш начинает следить за рыбами. Глаза его сверкают, усы выставлены вперед, а по телу порой пробегает волна: котенок вздрагивает от охотничьей страсти и порой как-то смешно цыкает. Рыбы взлетают то справа, то слева от судна, и Пурш мечется по сырой палубе, дожидаясь, когда какая-либо из рыб-летучек совершит ошибку.

Вот!.. Непонятно почему, но две рыбы вдруг поворачивают к траулеру. Одна, ударившись в фальшборт, падает в океан, а другая, перемахнув планширь, на палубу. Подпрыгнув, рыба бьется, и во все стороны разлетается чешуя. Пурш бросается к рыбе. Это его добыча, и ворча, оглядываясь, он тащит ее под траловую лебедку.

Случалось, летучими рыбами интересовался не только котенок. Как-то мы долгое время не ловили тунцов и очень соскучились по рыбным блюдам. А летучек было много, они градом сыпались на палубу. Щурясь со сна, гулко зевая, пришла с камбуза наша повариха Анна Петровна и начала собирать рыб, а Пурш, возбужденно вскрикивая, хватал то одну, то другую рыбину… Набрав с полведра, Анна Петровна села на крышку горловины носового трюма и принялась ждать. Бам — упала рыбка на палубу, бам-бам — еще две. Потом целая стайка рыб, сбившись с курса, оказалась на траулере, а одна летучка угодила точно в ведро.

Решив, что для завтрака улова вполне достаточно, Анна Петровна отправилась на камбуз, а Пурш принялся ждать свою рыбу. Когда их было много, он не догадался припрятать хоть одну про запас.

Ждал он долго и напрасно: рыбы больше не падали на палубу. И, будто поняв, в какое глупое положение он попал, котенок, разочарованно мяукнув, отправился к Анне Петровне выпрашивать потроха.

…На своей вахте я рано утром встречаю солнце и вечером провожаю его на покой. Пурш очень любил эти моменты. Устроившись на машинном телеграфе, жмуря глаза и тихонечко напевая про себя, он терпеливо ждал, когда солнце окунется в океан.

Распухая на глазах и тускнея, солнце медленно сползало к океану. Казалось, вот сейчас его пылающий край коснется воды и к небу с ревом и свистом взметнутся белые столбы кипящего пара. Взглянув на меня, Пурш многозначительно щурил глаза, как бы желая сказать: «А все же это здорово, правда? Сколько раз мы уже видели все это, а все равно здорово!»

Потом он мыл лапой свою круглую физиономию и устраивался в углу рубки вздремнуть. Там он дожидался окончания моей вахты.

А потом мы шли с ним на корму. Так было приятно сидеть на скамейке, подставляя лицо свежему морскому ветерку, и, вспоминая зеленые поля и леса родной суши, любоваться ночным океаном.