Обезьяна приходит за своим черепом

Он и вообще-то был очень сильным, несмотря на свою худобу, а сейчас его маленькие костлявые руки действовали с обезьяньей ловкостью и хваткой. Кроме того, он знал с точностью физиолога и боксера, куда и как следует бить человека. Поэтому когда он схватил за горло усатого, а потом еще ткнул его кулаком в подбородок, из того сразу потекла кровь. А Ганка не давал ему опомниться: он уже не сидел, а лежал на нем и быстро, ловко и точно колотил его по физиономии. При этом лицо его было неподвижно и сосредоточенно, даже особой злобы не было заметно на нем.

Усатый хрипел и хлюпал. Потом вдруг заорал: "Помогите!" - но сразу же и подавился своим криком.

Тут только офицер опомнился и схватился за кобуру, но стрелять он не стал - поваленный стул, три толстых тома словаря, яростно переплетенные тела двух противников образовали такую кашу, такое непонятное смешение, что он только потрогал ручку браунинга и бросился на помощь. Но отец предупредил его, он перескочил через стол и схватил Ганку за плечо.

- Ганка, Ганка, что вы делаете? Бросьте, ради Бога, бросьте! заклинал он его и тряс за плечо.

Но Ганка с красным, застывшим лицом и закушенной губой хлестал усатого. При этом он еще фыркал от наслаждения и глаза его блестели, как у разозлившегося кота.

Офицер ткнул отца ногой так, что он отлетел, вытащил браунинг и ударил им Ганку.

Ганка продолжал колотить усатого.

Офицер ударил второй раз в упор, по затылку, действуя рукояткой браунинга как молотком, и так сильно, что мне показалось, будто у Ганки треснул череп. Звук от удара был тупой и деревян-ный.

Ганка упал на бок.

Офицер взял его за ногу и оттащил в сторону.

В комнату вбежали несколько солдат, они остановились, смотря на происшедшее.

Оба - и Ганка и усатый - лежали на полу.

Вид у усатого был самый жалкий. Из расквашенного носа капала кровь. Черный кожаный плащ распахнулся, и из-под него показались пиджак и сиреневая рубашка.

Румяный офицер обернулся, поглядел на солдат, покачал головой и, глумливо усмехаясь, подошел к Ганке с браунингом в руке.

Тогда усатый вдруг поднял голову.

Лицо, глаза, нос - все у него было мокрое, все блестело. Он хрипел, поводил шеей и при этом болезненно морщился.

- Не надо! - сказал он обморочным голосом, увидев браунинг. - Помогите мне подняться.

Он стал вставать, опираясь рукой на стул, но повалил его и снова сел на пол.

- Черт! - выругался он с омерзением. Румяный офицер стоял и улыбался. Видно было по всему, что он доволен унижением усатого.

- Хорек! - не то выругался, не то похвалил он Ганку. - Куда он вас?

- Не надо... - тупо повторил усатый и осторожно повертел шеей. - Дайте воды!

Ему налили стакан.

Он взял его, но только пригубил и отставил в сторону. Потом встал, посмотрел на солдат и неожиданно рассвирепел.

- А вы чего тут? - закричал он. - Ну, чего, чего рты разинули? Чего не видели?! Кто у вас тут старший? Взять эту чешскую свинью!

Вошла мать с большим узлом и положила его на стол.

- Вот, Ганка, - сказала она.

Ганка лежал на ковре, согнув ноги в коленях.

Мать подошла к нему.

- Вот, Ганка, - сказала она ласково, наклоняясь над ним, так, как будто ничего не случилось. - Здесь я вам положила кое-какие вещи - хлеб, сало, смену белья, потом одеяло и подушку.

- Да он не донесет! - сказал солдат. - Какое ему тут сало! Тут ему не сало нужно, а...

Между тем Ганку подняли и поставили на ноги. Он стоял, закрыв глаза и полуоткрыв рот.

- Сало! - повторил солдат. - Какое ему тут сало! Вы посмотрите-ка на него! Сало! - и он, ухмыляясь, покачал головой.

- Да как же так? Как он пойдет? - забеспокоилась мать. - У него же ничего нет.

- "Как же так! Как пойдет!" - закричал усатый, каким-то чуть ли не бабьим, скандальным голосом. - А вот бегать не надо! Не надо бегать! Надо себя вести по-человечески! Он имел полную возможность и собраться, и все!.. Вот мы ему теперь покажем это освещение...

Он закашлялся, задохнулся, затрясся, затопал ногами, пересиливая кашель, и махнул рукой.

- Давайте сюда, - сказал матери солдат, - я донесу. Не бойтесь, давайте, все цело будет.

Они ушли, не захватив рукописи.

Ганка лежал на руках солдат, и глаза его были устремлены мимо лица матери, мимо вещей и стен...

- Вот, - сказала мать, когда дверь захлопнулась за последним солдатом. - Теперь ты понимаешь, от чего я хочу избавить тебя!

Отец сидел в кресле, смотрел на мать, и глаза у него были дикие и бессмысленные.

- Господи, - сказал он тихо, - что же это такое было?

Потом он схватил Сенеку и стал его быстро перелистывать, ища какую-то ему нужную страницу.

- Ну не волнуйся, Леон, - сказала мать. - Теперь уж ничего не поделаешь, приедет Фридрих - будем хлопотать. Тебе нужно выпить кофе, но он, - она приложила руку к кофейнику, - совсем холодный. Надо пойти подогреть.

- Стой! - закричал отец, отыскав нужное место. - Вот это самое. Слушай, Берта! - И он прочел громко и торжественно:

Рожденный

В долине рек, огромный змей свистит.

Он выше сосен поднимает шею

И голубую голову, влача

Далеко по долине хвост кольчатый.

Он спермой гибельной осеменил

Сухую землю, и она родила

Железных воинов сомкнутый строй.