Обезьяна приходит за своим черепом

«А вот Еву синайские евреи просто вылепили из куска сирийской глины» почему-то смутно подумал Войцик. Он поднял глаза и увидел Гарднера.

Гарднер сидел за столом, поглаживая бронзовую чернильницу в виде лотоса, и лиловатые губы его уже вздрагивали.

«И лотос этот тоже украл», — пронеслось в голове Войцика.

— Вам никто не предлагал садиться, — вдруг с раздражением сказал Гарднер и приподнялся со стула. — А ну, встать сейчас же!

Войцик только хмыкнул и заложил ногу за ногу.

— Зачем вы так кричите? — спросил он спокойно. — Вы же знаете, стоя я разговаривать не буду.

— Не будете? — спросил Гарднер мурлыкающим голосом. — А не много ли берёте на себя? Будете! Заставлю!

— Имейте в виду ещё вот что, — продолжал Войцик так же спокойно, — я ведь отлично понимаю, для чего вы меня сегодня вызвали.

— Понимаете? — ласково спросил Гарднер, и тонкие губы его опять вздрогнули.

— Ну, разумеется, — спокойно и даже небрежно ответил Войцик.

— А что же вы такое знаете? — спросил Гарднер с той же сладкой ненавидящей улыбкой, рассматривая его четырёхугольное лицо, всё в тёмных пятнах и подтёках.

Войцик быстро вздохнул, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

— Что, не выспались? — снова спросил Гарднер. — Камера плохая?

— Нет, почему же, камера как камера, — мирно ответил Войцик. — В других, наверное, набито по сто человек, но с тех пор как вы посадили ко мне эту сумасшедшую мартышку, я ещё не сомкнул глаз.

Гарднер улыбнулся одной щекой и пожал плечами.

— Ничего не понимаю, — сказал он. — Мартышка— это Ганка, конечно. Но отчего же вдруг «мартышка»? Я же думал, наоборот: вот старые друзья, есть о чём поговорить, — а он мне вдруг «мартышка». — Он снова повернулся к Войцику. — Вы что, может быть, думаете, что он вас выдал? Нет, не беспокойтесь, я знал ваше настоящее имя ещё до ареста. Да, так чем же плох Ганка?

— Свёл его с ума, да ещё и спрашивает.

— Кто? Я? — удивился Гарднер и даже руку приложил к груди.

— Да, вы. Уж не знаю, чем только, но теперь он совсем невменяемый. Тем не менее, — добавил он вдумчиво, — я вам очень благодарен за это соседство.

— Тронут, донельзя тронут, Карл Войцик, — слегка поклонился Гарднер. Постараюсь и в дальнейшем заслужить вашу благодарность. — Он помолчал, побарабанил пальцами по столу и спросил: — Ну а почему же вы всё-таки благодарны-то? Вот заснуть не можете, а за что-то благодарите.

— Видите ли, — ответил Войцик, — история с Ганкой показала мне совершенно ясно, что вы превращаетесь в старого идиота.

Лицо Гарднера вздрогнуло, но он только глубоко и медленно вздохнул, откинув назад голову.

— Вы меня интригуете, — сказал он, чуть помедлив, тем же вздрагивающим, чуть мурлыкающим голосом. — Из чего же вы это вывели?

Войцик очень долго, что-то с минуту, сидел молча.

Прислонясь к стрельчатому окну, чёрный на светлом фоне, Гарднер смотрел на него неподвижно и тоже молчал.

— Что за идиотскую историю вы с Ганкой выдумали? — спросил Войцик. Что я ему должен был передать? Для чего это всё?

— Разве он сказал, что я подослал его к вам? — спросил Гарднер после некоторого молчания и отошёл от окна.

— Ну вот, сказал! Непременно нужно, чтобы он сказал! Он и вообще-то не мог связать двух слов — так его перепугали. Даже имя следователя и то забыл. Ну, скажите, скажите по совести: кто же подсаживает таких дурней? Посмотрел я на него — дрожит, трясётся, плачет... Тьфу! И жалко, и противно. И вы могли поверить, что я полезу в такую петлю? Ах, какая грубая, шаблонная работа. Ведь вот дураком я вас не назову, а ведёте, себя совершенно по-идиотски. Да, да, по-идиотски.

Гарднер быстро подошёл к столу, наклонился над ним, выдвинул ящик и начал шарить в нём — всё это так, чтобы лица его не было видно. Когда он повернулся вполоборота, Войцик с удовольствием заметил, что губы его стали подрагивать.

— Я же знаю, — продолжал он беззаботно, — раньше вы работали и лучше и чище, сознаюсь, мы вас боялись, ну а теперь, посудите, чего вас бояться? Кулака, что ли? Ну да ведь у любого ефрейтора он больше вашего, и бьёт он куда лучше, — он с сожалением покачал головой. — Ведь вы же всё-таки интеллигент, Гарднер, как там ни крутись, — сказал он проникновенно, — вы и бьёте-то с каким-то завыванием и восторгом. А тот просто — молотит и молотит, пока не забьёт в гроб. Нет, нет, вы определённо стареете, вам пора ехать на кислые воды. Вы же в самом генеральском возрасте. Геморроя-то ещё нет?

— Я-то поеду, я-то поеду на курорт, — резко повернул к нему лицо Гарднер, — а вот вам-то не увидать своего города солнца. Через полчаса я вас отправлю в яму! В яму! Вот что, в яму!

— Ну а долго ты без меня прогуляешь? — спросил Войцик и так сладко потянулся, что у него даже кости хрустнули.

— Я, — начал было Гарднер спокойно и вдруг заорал: — Встань, сволочь! Встань, падаль! Встань! — Он стукнул кулаком по столу так, что чернила, вылетев из бронзового лотоса, залили его бумаги. — Встань, когда с тобой говорит немецкий офицер!

Он слепо ринулся из-за стола и ухватил Войцика за ворот.