Обезьяна приходит за своим черепом

Он огляделся. Комната чистая, даже белёная, но не особенно большая. В углу стояла крупная фигура богоматери со сложенными руками, похожая на кормилицу, с двумя венками из пыльных, серых бессмертников. В простенках висело несколько швейцарских видов, и на одном из них низвергался с отвесной острой горы водопад, выложенный перламутром, а под ним, и совсем не к месту, висело распятие, опять-таки в венке из бессмертников. На специальных полках стояли две большие узорные пивные кружки, украшенные белыми слепыми барельефами.

Курцер отодвинул сломанный стул и сел.

— Вы и есть хозяин? — спросил он старика. Вынул из кармана портсигар и положил его на стол.

— Так точно, ваша милость, — ответил старик, глядя на Курцера.

— Вас только двое? — спросил Курцер, быстро оглядывая комнату прозрачными, рысьими глазами. — Вот я вижу богоматерь, вы католики?

— Так точно, ваша светлость, — повторил старик, кланяясь, — католики, и я и старуха.

Курцер не сводил с него глаз. Лицо у старика было встревоженное, но не видно было, чтобы он особенно трусил.

— И больше с вами никого нет? — Курцер всё оглядывал стены, стараясь выхватить какой-нибудь характерный предмет, который бы говорил о присутствии третьего лица, и не мог. Швейцарские виды, статуя мадонны, распятие да две немецкие пивные кружки — вот и всё, что было в комнате. Сына у вас нет?

— Не видим его пятый год, — ответила старуха, — даже где он, и то не знаем. Говорят, что живёт где-то в городе Париже, а правда, нет — так и не знаем. Прислал года два тому назад карточку — он в автомобиле за шофёра, и больше от него ничего нет. Вот, не угодно ли взглянуть, ваша светлость?

Она выдвинула ящик комода и вытащила оттуда кипу разноцветных конвертов, перевязанных зелёной ленточкой. Руки у неё тряслись. Приговаривая что-то, она стала их распутывать.

— Не надо, не надо! — брезгливо поморщился Курцер. — Что там! А вот скажите мне...

— Ещё живёт со мной внучка, да сегодня ушла к подруге.

— Да, — вдруг вспомнил Курцер, — давайте сюда эту Лорелею.

Он стал успокаиваться, но ему, видавшему всякие виды, неприятно было уже и то, что он хотя на минуту потерял самообладание, — и всё оттого, что заболел. И верно, он болел — во рту становилось всё слаще, всё сильнее пахло замазкой.

Он наклонился и сплюнул прямо на пол.

Ну зачем он заехал сюда? Что ему здесь было нужно? Разве это его дело? На то есть гестапо и Гарднер, а вот теперь распутывайся с этими стариками и дезертирами. Рыжая девка ещё приплелась к чему-то, с ней возись ещё...

Её привели, и она стала, заложив руки назад. Он украдкой посмотрел на старуху. Пригорбившись, стояла она и качала головой. Нет, это не её внучка. Чёрт знает, кто она такая вообще!

Он окинул девушку молниеносным изучающим взглядом с головы до ног. Она выглядела очень помятой. Платье было всё в рыжих пятнах, рукава кофточки порваны в клочья, выше левой коленки багровел изрядный синяк, потому она и припадала на одну ногу.

— Что у вас с ногой? — спросил Курцер, скользнув взглядом по её сильным плечам, нежному лицу, смуглому, с каким-то непередаваемым, чуть лиловатым оттенком, особенно около глаз и губ, растрёпанным волосам, очень нежным и пушистым, наверное, похожим на морскую траву, и прищурился, соображая.

«Здешняя женщина! — подумал он. — Вот ведь они какие! Нет, не похожа на крестьянку!»

Девушка стояла, неприятно и прямо смотря ему в лицо, и от этого ему стало особенно не по себе.

— Так что же у вас с ногой? — спросил он.

— Набросились ваши солдаты, — она сделала подчёркнуто резкий жест в сторону окна, — повалили меня лицом на землю, и один сапогом начал бить меня по ногам.

— Зря! — осуждающе и солидно покачал головой Курцер, продолжая рассматривать её красивую, точно вылитую из воска голову, чем-то напоминающую головку змеи. — Очень зря, этого уж никак не одобришь.

— Скажите это вашим молодцам, — резко сказала девушка и перенесла тяжесть тела на здоровую ногу.

— Нет, нет, это я вам говорю, а не солдатам, — мягко улыбнулся Курцер. — Если бы вы, когда их увидели, не побежали, а остались на месте и по-человечески объяснили, кто вы, куда идёте и зачем, то, во-первых, были бы избавлены от побоев, а потом, возможно, я и вообще не имел бы чести разговаривать с вами. Ну, ладно. Кто же вы такая?

— Я шла в город, — ответила девушка.

— Так. Отлично. Откуда же вы шли? — спросил Курцер и вынул зажигалку.

— Я была у своей тётки, за пять вёрст отсюда, и торопилась на фабрику.

— Вы работаете на фабрике? — спросил Курцер и вздрогнул.

Кого же, в самом деле, она ему напоминала? А она кого-то напоминала, и сходство это было почти пугающее.

— Я работаю укладчицей на шоколадной фабрике, — коротко ответила девушка.

«Пожалуй, что и так, — подумал Курцер. — Что ж, девушка чистая, опрятная и миловидная. Такие особенно уживаются на кондитерских фабриках».

— Но у вас есть, конечно, документ о праве беспрепятственного передвижения в этой зоне?

— Я живу в городе, — ответила девушка, чуть помедлив, — и поэтому...