Я отлично помню своих бабок и деда (мой дед по матери Артемий Емельянович Пригодич; 1870-1934 не дожил 14 лет до моего рождения). Они были статными, нерефлектирующими, телесно красивыми людьми. Еще несколько фраз о деде Василии Сергеевиче Гречишкине (1882-1958). Разбирая бумаги отца, я нашел поразительный документ: дед в 1926 г. (никакой коллективизации и в проекте еще не было) передал от себя и сыновей землю, которая принадлежала нашему роду под селом Кузовки. Правильно сделал, жизнь сохранил. Нетривиального ума человек. Как царский офицер, повоевавший в Гражданскую и у белых, и у красных, он «бегал» по стране, справедливо опасаясь ОГПУ-НКВД. Так вот, я нашел удивительные бумаги, свидетельствующие о смуте, царившей в стране на рубеже 1920-1930-х годов (коллективизация). В 1929 г. дед служил «сидельцем винной лавки» в Ярославле, а в 1931 г. служил заведующим «парткабинетом» (!!!) Мурманского педагогического института (в партии он никогда не состоял). Дед так бегал, что в Питере обосновался только через несколько лет после войны. Он воевал в пятый раз.
Еще несколько фраз о бабке по материнскому колену. Знаешь ли Ты, читатель, что при Царе-Батюшке никаких бабушек-дедушек-внучек и в помине не было. В официальных документах писали: дед, бабка, внук, ВНУКА. И всё… Итак, мою бабку звали-величали Соломония Леонтьевна Пригодич (урожд. Пейгинович; 1874-1955). Не надо никаких антисемитских шуточек: Соломония – стандартное имя у западных славян). Они с дедом были польско-белорусских корней, бабка до конца жизни говорила с сильным акцентом. У них очень долго не было детей. Бабка совершила ПЕШЕЕ паломничество по храмам (в том числе киевским), из Киева опять же пешком дошла до Одессы, а оттуда на пароходе отбыла на Святую землю. Бабка всегда говорила, что дети ее – отмоленные. У них были дети: Дмитрий (Митя; 1898-? – по одним сведениям погиб, будучи офицером у Колчака, по другим – ушел с белыми в Харбин), Николай (1899-1962; красный командир, разведчик ОГПУ, потом – до пенсии – начальник ветеринарной службы Туркестанского военного округа), Анастасия (1900-1981; успела до прихода немцев окончить с золотой медалью Варшавскую гимназию в 1916 г., потом окончила Лесотехническую академию, всю жизнь прожила с мужем на Дону), Ольга (1907-1995; учительница, потом – издательский работник), Валентина (моя мать) и Нина (1915-1971). Младшую дочь бабка родила, когда ей уже было за сорок… Она оказала на меня огромное влияние: учила молитвам, рассказывала о Господе нашем Иисусе Христе, втайне водила к чудотворному распятию Спаса-на-крови.
У матушки моей, Валентины Артемьевны Гречишкиной (урожд. Пригодич) в паспорте место рождения было обозначено так: село Малеч Брестской области. Какая Брестская область в 1910 году (Царство Польское, Привислинский край). Село Малеч потому, что опять же там у нас была земля. Артемий Емельянович был участником Русско-Японской войны, геройски вывел из окружения свою артиллерийскую батарею. Кстати, у двух моих дедов были Георгиевские кресты.
В Германскую дед был жандармским начальником железнодорожной станции Виндава (выражаясь современным языком, начальником транспортной милиции), ныне – Вентспилс в гордой и «понтующей» Латвии. Тетки Оля, Нина и мама и родились в Виндаве, откуда пришлось бежать от немецкого наступления. После взятия немцами Варшавы дед ушел в действующую армию, а бабка с младшими детьми приехала в Москву, а оттуда – в Питер. В Москве беженцев встречала Императрица, и мама моя всю жизнь хранила маленькую кипарисовую икону, полученную из венценосных ручек.
Спасаясь от страшного голода, семья в 1919 г. перебралась в Великие Луки. Лет десять спустя дед с бабкой переехали в Порхов, где у нашей семьи был дом.
Сейчас сверхмодно восхвалять советскую систему социального обеспечения. Свидетельствую: никто из моих бабушек-дедушек никогда не получил ни одного пенсионного рубля. Ни одного. Никогда. Они погибли бы с голоду, не будь у них великодушных детей. Деды честно воевали за Россию, оба были ранены, бабки воспитали на двоих девять детей. Впрочем, они никогда и не просили пенсию, понимая, что потребуются разнообразные сведения, которые они скрывали.
Из-за того, что дед служил в жандармерии (дорос до средних чинов), все мои родственники по материнскому колену ИЗМЕНИЛИ отчество (Нина Арсеньевна и т.д.) и дату рождения. Я до сих пор не знаю и, видимо, никогда не узнаю, когда родилась моя мать (31 декабря 1909 г., 31 декабря 1910 г. (так в паспорте) или 23 марта 1911 г. – есть и такая бумага). Вот такие времена…
Отвлекусь на секундочку. Где-то на рубеже 1970-1980-х годочков незабвенных я покупал у поэта Михаила Дудина для Рукописного отдела Пушкинского Дома эпиграммы (они не могли быть тогда напечатаны). Одну я запомнил:
Раньше были времена,
А теперь – мгновения.
Раньше поднимался …,
А теперь давление.