2005. 352 С. Тираж 50 100 экз.
Виктор Пелевин за последний год выпустил два тома: «Священная книга оборотня» и «Relics». Удивительно, ибо обычно писатель публикует свои произведения раз в несколько лет. Это моя пятая заметка о творчестве прославленного автора. Пелевин, несомненно, – живой классик, мистик, духовидец, лукавый плут-мистификатор, охранитель и продолжатель великих традиций великой русской литературы, вломившийся тараном в XXI век. Творения Пелевина переведены на многие языки. Роман «Чапаев и Пустота» – лучший метафизический роман в русской метафизической литературе. Виктор Олегович – любимый автор продвинутых барышень-юношей и задвинутых бабушек-дедушек. Питерский поэт Владимир Баренбаум составил изящный палиндром («перевертыш»; строка читается одинаково слева направо и справа налево): «Ниве леп Пелевин». Вот это – настоящая слава. Из всех моих заметок самый высокий рейтинг получают именно статьи о Пелевине. Многие критики, обличающие и разоблачающие Виктора Олеговича (за деньги, разумеется), бесстыдно греются в лучах его славы. Ругательски ругать Пелевина (как и любого признанного читателями писателя) модно и доходно.
Книга провокативно названа «Relics» (в переводе с английского – «реликвии»). Читатель спросит: а в чем дело? А вот в чем: слово «relics» чрезвычайно богато оттенками лексического значения. Оно переводится и как «реликты», «останки», «следы», «мощи», «остатки» и т.д. Какое из этих значений имел в виду писатель, – разгадывать читателю.
О чем книга? О Тебе, читатель, о жизни и смерти, о кажущейся «материональной» реальности и оптическом обмане-майе, о кормЕ великого кормчего Мао и о кАрме. Пелевин истово верит в тотальную иллюзорность реальности, в которой мы живем, а, вернее, предполагаем, что живем. Он то и дело моделирует другие миры и рассказывает альтернативные версии жутковатой российской истории.
Чудесные рассказы. Несколько из них публиковались раньше, к примеру, «Бубен нижнего мира». Но это ничего не меняет. Пелевин замечательно сказал о недавно скончавшемся английском писателе Джоне Фаулзе, которого исправно переводили при советской власти: «Это обман читателя: под видом щей из капусты ему пытались подсунуть черепаховый суп» (С. 334). У Пелевина был «лицейский период»: он начинал как фантаст. В этой книге он предстает как зрелый мыслитель, мастер, мистификатор.
Пелевин зачастую использует прием «остранения». Этот термин придумал Виктор Шкловский, когда писал о Толстом. С глаз писателя-читателя спадает покрывало Изиды-культуры, и он смотрит на мир, как ребенок или дикарь. Толстой ТАК пишет об оперном спектакле в «Войне и мире» и литургии в «Воскресении». Вильну хвостом налево: Толстого отлучили от церкви отнюдь не за его учение, а за кощунственное изображение главной церковной службы. В новелле, к примеру, «СССР Тайшоу Чжуань. Китайская народная сказка» сегодняшняя Москва показана в восприятии загадочного Чжана седьмого.
Вот и Пелевин, в свою очередь, глядит исподлобья, смотрит на всемирный танец даосов, суфиев, магов, Будд, Бодхисатв, австралийских аборигенов, индейцев Кастанеды, демонов и духов. Послушайте, к чему он императивно понуждает читателя: «Надо слушать стрекот цикад весенней ночью. Смотреть на косые струи дождя в горах. В уединенной беседке писать стихи об осеннем ветре. Лить вино из чаши в дар дракону из желтых вод Янцзы. Благородный муж подобен потоку – он не может ждать, когда впереди появится русло» (С. 190-191).
Эту пляску мы с Тобой, доверчивый читатель, принимаем за обыденную и необыденную ЖИЗНЬ. Позволю себе гаерскую шутку: господин Пелевин в гениальном кульбите-сальто сломал шею на восточной мистике: буддизм-даосизм-суфизм-марксизм-ленинизм-еврокоммунизм-маоизм-ваххабизм-чучхеизм и прочий тлетворный «ревизионизм». Из такого «Путешествия на Восток» (повесть Германа Гессе) возврата нет.
Продолжим разговор о последней книге писателя. Тексты Пелевина настолько незатейливы (как кажется), прозрачны, невесомы, просты и сложны одновременно, что не только у читателей, но и у критиков возникает иллюзия, мол, и я так СМОГУ, нужно лишь подобрать цитатки из Кастанеды, Бхагаватгиты, Дхаммапады, Лао-цзы и т.д. Увы, ничего подобного. Чтобы ТАК писать, нужно долгие годы вострить ум и отковывать дух. На писателя накатила волна всемирного признания, но он устоял: не дает интервью, не ходит на московские великосветские «тусовки», продолжает вести затворнический образ жизни.