Обезьяний ящик

«Прекрасная Дама» дарит герою неслыханное счастье и неслыханную печаль. Название первой книги стихов Александра Блока многократно упоминается в романе. Читатель, задумывался ли ты о кощунственности блоковского заголовка: «Стихи о Прекрасной Деве» – ради Бога. Поэт, опасавшийся преследования духовной цензуры, вынужден был получать разрешение на опубликование сборника в Нижнем Новгороде, где служил цензором друг Андрея Белого – Э.К.Метнер (кто сейчас помнит Эмилия Карловича, философа, гетеанца – никто).

Существует бесчисленное количество определений-истолкований любви. Самое умное принадлежит ВЕЛИКОМУ сочинителю дамских романов Пьеру Бенуа, который творил в первые десятилетия прошлого века. Почему великому? Да потому, что он писал великие дамские романы. Книги Бенуа появились на лотках в угаре перестройки, а потом их в Лету снесло, видимо, безвозвратно. По мнению француза, любовь – предпочтение (да, да, преферанс – на французский лад так именуется карточная игра). Предпочтение во всем: в постели, в чаепитии, в разговорах, пристрастиях, политических воззрениях, литературных вкусах, интимных запахах и прочая, и прочая, и прочая. Жаль, что барышни, идущие с женихами под венец, никогда не задумываются о том, что с этим человеком пятьдесят лет придется завтракать, слушать его стенания по поводу дурного начальства и, главное, ходить в одну уборную.

Герои романа ПРЕДПОЧИТАЮТ друг друга на долгих семь лет. Столько лет длится эта греховная связь, адюльтер, как говаривали еще совсем недавно «барыни на вате», поединок, дуэль на ложе страсти и поле чести. Героине, увы, не 18 лет: у Ализы взрослая дочь, возлюбленная автора-героя замужем. Мужа она называет Сомс (да, да, персонаж «Саги о Форсайтах» Голсуорси). Любовь. Любовь. Любовь, от которой у читателя кружится голова, а из книги вырываются некие огненные бабочки-искры, больно ранящие душу.

Кто учился в советской школе, тот никогда не забудет школьное «литературоведение». Как старая училка, констатирую: образы героев «даны в развитии». Магический «ключ» к пониманию книги о запретной любви – замечательная фраза Бродского: «…Поедание всякого запретного плода сопряжено с чувством вины. И это продолжающееся чувство вины – как и самое творчество… приводит, как это ни парадоксально, к невероятному нравственному развитию индивидуума… к более высокой степени душевной тонкости» (Иосиф Бродский в разговорах с Соломоном Волковым) (С. 222-223). Вздохну сквозь дым сигаретки: Соломон, помните меня? Я Вас помню и люблю.

Кстати, умных людей (и писателей) – пруд пруди. Сто пудов, как теперь принято изъясняться. А культурных – очень мало. Лери Олфи – культурный человек, как в высоком, так и в обыденном понимании. Его собеседниками в книге являются Конфуций, Сократ, Марциал, Тертуллиан, Гегель, Тургенев, Виктор Гюго, Тютчев, Владимир Соловьев, Евгений Трубецкой, Зинаида Гиппиус, Рильке, Волошин, Гумилев, Ходасевич, Набоков, Карен Хорни, Дмитрий Лихачев, Ремарк, Сент-Экзюпери и так далее. Список гостей у Лери Олфи весьма пространен. Серебряной поварешкой щедро черпает он из супницы мировой культуры (так скажем). Какой суп! Какой запах! Какие коренья и свежая зелень. Умная книга, нежная книга.

Приведу фрагмент частного письмо Лери Олфи ко мне: «И встретишь ты в Земле твоей сестру свою» – «роман-соприкосновение нового репатрианта (из России) с израильской   реальностью, дольней и горней – Эросом парящим…   Речь также о способности к связи как уязвимости, об эмиграции как переживании сокровенного, как переживании-борьбе против невозможности жить – в навязанной жертвенности, лишенной магии   смысла, о космологии и археологии любящей   души, о   добре, что под   маской атологии». Лучше автора не скажешь. Обратите внимание: все – таки «роман»…

В книге много проникновенных рассуждений об Израиле, о судьбах Святой Земли и народа Божия, об эмиграции, как о кресте неподъемном, о медоносной сладости (и горькости) жизни на новой родине. Много страниц, согретых высоким уважением – приятием, Лери Олфи посвящает благословенной Болгарии, где он жил и много раз бывал, вспоминает героев освободительной борьбы против Оттоманской империи, обильно цитирует болгарских поэтов. Автор удивительно пишет о Святой Земле, о блистательном Париже, об испанской Барселоне, изукрашенной архитектурными безумствованиями Гауди…

Пора закругляться, а еще не все сказал об этой замечательной книге. В формате компактной заметки это невозможно.

Пустячное исправление! Смазливую, лживую, бессовестную фразу: «Человек создан для счастья, как птица для полета», – составил не Горький, а Короленко. Много, ох, как много крови пролилось по прямой вине этого прекраснодушного… Убивали безмерно для такого «счастья». Человек создан для горя, для грядущей жизни вечной, как преданная и беззаветная собачка Господня. Именно беззаветная…