Обезьяны

Гуффенса уже не было на его посту. Тихо, неслышными шагами он пробирался на середину судна, к группе спящих матросов. Близ регеля, на обрывке паруса спал юнга Корнелио.

Гуффенс, уверенный, что его никто не видит, нагнулся над Корнелио и стал размахивать тем, что я заметил у него в руках. Теперь мне удалось рассмотреть, что это была веревка с петлей на конце.

Я видел, как Гуффенс осторожно надел петлю на шею Корнелио. Еще один момент — и юнга был бы задушен, не успев даже пикнуть. В ужасе я вскочил в боте и диким голосом окликнул Гуффенса.

Гуффенс, испуганный, быстро отскочил прочь. Мой крик разбудил всех, в том числе и Корнелио, быстро вскочившего и сорвавшего с шеи петлю. Я позвал Корнелио к себе в бот. Гуффенс как ни в чем не бывало отправился на свое место. Я был до того взволнован этим происшествием, что уже никак не мог заснуть более. У меня даже не было силы сказать хоть одно слово Корнелио.

Собачья вахта (предрассветная вахта) кончилась, и сменившаяся команда, в том числе и Гуффенс, отправилась к койкам. Я слез с бота на палубу. Только что я успел сделать несколько шагов, как ко мне подошел вдруг Гуффенс и обратился ко мне спокойным тоном:

— Я хочу, чтобы вы меня поняли. Я думал только пошутить с этим мальчишкой. Он храпит во сне, как крыса, и мне вздумалось отучить его от этого.

Я пристально посмотрел на Гуффенса и не ответил ему ни слова. Гуффенс смотрел все время в сторону и только раз украдкой бросил на меня испытующий и враждебный взгляд. Не дождавшись ответа, он повернулся и отправился в трюм.

Я пошел на нос судна, к месту вахты. Там было прохладно. Я уселся на наваленные кучей снасти и заснул.

III. Бегство гориллы

Проснулся я поздно от раздававшихся на палубе громких, резких голосов, от крика и беготни матросов.

Предчувствуя опять какое-нибудь несчастье, я кинулся узнать, в чем дело. Оказалось, что из клетки исчезла горилла. Дверь в клетку гориллы была отворена, и гориллы не было.

Штурман сейчас же распорядился обыскать палубу и найти гориллу. Но ее нигде не оказалось. Горилла пропала бесследно, так же, как и повар Элиассен.

Оставалось только предположить, что страшное животное, выбравшись на свободу, прыгнуло за борт.

Но штурман утверждал, что если обезьяны, не будучи в силах выдержать качку, и бросаются за борт, то это никогда не обходится с их стороны без раздирающих душу криков. Между тем никто ничего не слыхал.

Разбудили капитана и сообщили ему об исчезновении обезьяны. Капитан накинулся на Корнелио, так как ему был поручен уход за гориллой и у него находился ключ от клетки.

Я стал успокаивать капитана и пригласил его вместе с Корнелио в каюту, где рассказал о том, что произошло ночью, и обратился к Корнелио со словами:

— Если бы не я, то Гуффенс удушил бы тебя и выбросил за борт. Ты, брат, что-то знаешь, но боишься Гуффенса.

Корнелио был нем, как рыба, и ничего не ответил. Капитан прогнал его вон и сказал, чтобы он еще раз поискал гориллу. Таинственное исчезновение обезьяны, весьма схожее с исчезновением повара Элиассена, сильно обеспокоило экипаж парохода.

IV. Борьба на мачте

Небо все подернулось тонкой серой пеленой. Ветер крепчал. Барометр сильно падал. Капитан приказал рифить паруса. Погода разыгрывалась. В котлах усилили огонь, чтобы иметь возможность во время бури убрать паруса совсем и итти только на парах.

Скоро начался дождь, и капитан приказал совсем убрать верхние паруса. Из парусов еще стояли в передней части судна три стакселя.

В носовой части судна находилась почти горизонтально торчавшая короткая мачта — бугшприт. К ней прикреплена более тонкая мачта — кливер, к которой в свою очередь прикреплена еще более тонкая мачта — крайний кливер.

Бугшприт прикреплен к фок-мачте. На канатах, или стагах, идущих к передней мачте, натянуты паруса — стаксели, прикрепляемые к кливеру и крайнему кливеру.

Стемнело. Ветер становился все сильнее и сильнее. Бешено рвал он оставшиеся паруса. Капитан решил убрать эти паруса и отдал приказ.

Юнга Корнелио, как самый ловкий и самый легкий из всех матросов команды, был послан подвязать передний парус на крайний кливер. Он вскарабкался на мокрую тонкую мачту почти вплоть до самой ее вершины и держался ногами за протянутые внизу для этой цели канаты.

Но сам он никак не мог справиться с уборкой паруса и, видимо, боялся, что ветер сорвет его оттуда и сбросит в море.

Капитан, стоявший на мостике, заметил тщетные усилия юнги и крикнул:

— Эй, ступай кто-нибудь наверх, помогите Корнелио!

На зов капитана кинулся стремглав Гуффенс. Он ловко вскочил на бугшприт и торопливо стал взбираться к Корнелио.

Встревоженный, я стал внимательно следить за Гуффенсом. Я видел, как Корнелио повернулся, и когда он увидел приближавшегося к нему Гуффенса, из его груди вырвался нечеловеческий крик.

Гуффенс еще не успел долезть до юнги, как тот в отчаянии взобрался на самый край мачты и с прежним криком хотел было броситься с вышки мачты вниз, в бушующее море.

Я видел, как Гуффенс яростно обхватил мачту и протянул руку Корнелио.

Но вдруг произошло нечто совершенно неожиданное.