Обезьяны

— Нет, я не жалуюсь, — отозвался Магури. — Раньше жилось не лучше. Воды кишели пиратами, которые грабили живого и мертвого, богатого и нищего. А внутри страны раджи и набобы воевали один с другим, жгли кампонги, вытаптывали слонами посевы, убивали мужчин, забирали, в рабство детей и женщин. Нет, я не хочу возврата старых дней.

— Потому что ты, Магури, не воин, — отозвался рябой Талиб, беря из костра прямо пальцами уголек, чтобы раскурить погасшую трубку. — Потому что тебе золото всего дороже на свете. Твоя кровь отравлена ядом роскоши.

Магури хотел резко возразить на это обвинение, но в это мгновение с опушки леса, оттуда, где стояла ночная стража, раздался резкий крик.

II. Требуется молодой оранг

— Кто-то приближается к кампонгу, — вздрогнув, сказал Мустафа и поднялся с места.

— Муфетар, я пришел из города к тебе по важному делу, — раздался из темноты сухой старческий полос, и к костру подошел казавшийся привидением малаец, все лицо которого было испещрено рубцами и покрыто странным узором татуировки.

— Это ты, Мамуд?

— Я, муфетар, Мамуд бен-Мамуди. Меня послал к тебе из города твой друг, саиб Джани Иби Моссулли. Он велел передать тебе следующее. Прибыл в город одержимый бесом, какой-то юродивый инглиз. Он совсем безумный — покупает всякую дрянь, достает из земли червяков, разрезает их и смотрит на разрезанные куски через круглое стекло.

— Должно быть, ищет внутри червяков золото, — вскользь заметил Магури и подумал про себя: «Надо будет и мне посмотреть. Что же! Ведь, в самом деле, червячки ползают на недоступных человеку глубинах. Может быть, действительно собирают из недр земли золото».

— Ну, и этот инглиз сказал, — продолжал гонец, — пусть мне достанут живого молодого Господина Леса.

— Живого ма-ва-са! — воскликнул Мустафа.

— Да, живого ма-ва-са. Живого оранг-утанга, как называют Господина Леса инглизы. И еще инглиз сказал: кто мне принесет или привезет его, тому я заплачу столько, сколько будет весу в теле маваса, — серебряными монетами и еще дам новое двухствольное ружье.

— За одного маваса?

— Да. Потому что инглиз богат и совсем безумен.

— Но на что над мавас? Я много раз слышал, что за живого маваса они платят столько, сколько стоят пять или десять коров. Но коровы дают молоко. А на что же годен Господин Леса? — бормотал муфетар.

— Я слышал, — сказал рябой Талиб, — что инглизы сажают маваса в клетку, дают ему волшебное питье и заколдованную пищу и ждут. — Талиб понизил голос. — Они хотят заставить маваса заговорить по-человечески.

Окружающие молчали.

— Столько серебряных монет, сколько будет весить тело маваса. И еще двухствольное ружье. Я бы купил пояс моей жене. А деньги… Так много денег в нашей деревне не наберется даже у самых богатых людей, — промолвил задумчиво Талиб.

— Что же, — прервал молчание Мустафа. — Я говорю: попробовать можно. У нас еще есть доблестные охотники. Я сам тряхну стариною — ведь и я когда-то сражался с Господином Леса.

— Пойду и я! — воскликнул Магури, очнувшийся от грез о груде денег.

— Пойду и я, — отозвался Талиб. — Я знаю, где ютится Господин Леса. Три или четыре года живет он там, за этим болотом, за деревом, сожженным Огнем Туч. У него есть жена, есть двое детенышей. Но стариков взять живыми нельзя — они слишком сильны.

— Инглизу все равно, доставите ли вы старого маваса или молодого, — откликнулся гонец.

— Но молодой весит меньше, чем старый… — отозвался Талиб.

— Однако пора спать, — сказал Мустафа и поднялся со своего места.

У костра остался только Талиб. Он еще долго сидел, рассеянно помешивая потухавший огонек подобранным с земли сучком, и что-то бормотал. Потом, подойдя к своей хижине, он окликнул находившуюся внутри молодую женщину.

— Майя, ты не спишь еще?

— Что тебе, господин: мой? — откликнулся молодой и певучий голос.

— Майя, я хочу сказать тебе, что если не помешают задуманному мною делу, ты скоро получишь пояс.

— Пояс из серебряных нитей, господин мой? Тот самый пояс, который носит Ата? О, господин мой!

— Да, Майя. Я сказал: ты получишь этот пояс. Но ты должна подождать.

— Я буду, буду ждать, господин. Я буду ждать хоть месяц. Я не засну, покуда не наденут руки моего господина этот пояс на стан его рабыни…

Талиб молча вошел в свою хижину. Огонь костра, догоравшего у хижины муфетара Мустафы, погас. Из тени кустарников выбралась тощая лохматая собака и, схватив какую-то кость, с глухим ворчаньем улепетнула опять в тень.

III. Охота на маваса

Деревня даяков просыпается рано, как только начинает брезжить рассвет. Первыми встают женщины: на них лежит обязанность исполнять сначала всю домашнюю работу, приготовить завтрак для мужей и повелителей, спечь хлебы, прибрать хижину.

Но в это утро еще немногие женщины успели взяться за работу, а у хижины муфетара Мустафы уже ярко пылал костер, у которого отогревались от ночной прохлады собиравшиеся на охоту за Господином Леса — Талиб, Магури, сам Мустафа и еще полдесятка молодых людей племени.

— Ну, пора! Солнце скоро покажется, — подал знак Мустафа, и охотники тронулись в путь.