Объясняя постмодернизм

Поэтому наивный реализм был невозможным проектом. Познающий субъект – это не чистый экран, лишенный идентичности, а значит, предмет сам по себе не может сделать познание возможным. Обладающий конкретной идентичностью, познающий субъект участвует в производстве своего опыта, и, исходя из ограниченного и обусловленного опыта, субъект не может вывести, что действительно реально.

Поэтому мы приходим ко второй модели познания, предложенной Кантом в качестве возможной, – когда представление делает возможным предмет. Это предположение отчасти объясняет мотивы, движущие Кантом в совершенной им «коперниканской» революции, о которых он пишет во втором предисловии к «Критике»[36]. Учитывая, что субъект обладает идентичностью, мы должны отказаться от традиционного представления о том, что познание сообразно объекту познания. Соответственно, обратное утверждение должно быть верным: предметы должны сообразоваться с нашим знанием, то есть только если мы откажемся от объективности в пользу субъективности, мы можем составить представление об эмпирическом знании.

Второй составляющей мотивации Канта является желание понять природу необходимых и универсальных понятий и суждений. Ни рационалисты, ни эмпирики не нашли способа вывести их из опыта. Кант снова винит в этом их предположения о реализме и объективизме. Эти допущения делают проект невозможным. «В первом случае [если представление обусловливает возможность предмета] это отношение имеет лишь эмпирический характер, и представление при этом никоим образом не может быть априорным»[37].

Или, формулируя это языком, который Кант перенял от Юма, пассивный опыт никогда не откроет того, чему должно быть, так как «из опыта мы узнаем, правда, что объект обладает такими или иными свойствами, но мы не узнаем при этом, что он не может быть иным»[38].

Поэтому мы снова должны заключить обратное: необходимость и универсальность должны быть компетенцией познающего субъекта, а не понятиями, внушенными субъекту предметами познания. Если мы предполагаем, что наша идентичность как познающего субъекта участвует в производстве нашего опыта, мы можем заключить, что наша идентичность формирует определенные необходимые и универсальные свойства нашего опыта[39]. Соответственно, главной задачей Канта в первой Критике было определить четырнадцать таких конструктивных функций субъекта: пространство и время как две формы чувственности и двенадцать категорий. С помощью этих конструктивных функций мы можем найти необходимые и универсальные свойства внутри мира нашего восприятия, потому что мы сами заложили их.

Теперь о достоинствах и недостатках кантианской теории. Первым выигрышем является то, что теперь феноменальный мир опыта обладает встроенными в него необходимыми и универсальными свойствами, поэтому мы имеем упорядоченную картину мира, доступную для научного изучения. Наука защищена от непреднамеренного скептицизма, к которому пришли эмпирики и рационалисты, и ее надежда на открытие необходимых и универсальных истин стала осуществимой.

Но у кантианской теории есть и недостаток. Объекты исследования науки существуют «только в вашем уме»[40], и потому мы никогда не сможем познать мир как таковой. Поскольку необходимые и универсальные свойства феноменальной реальности являются функциями нашей субъективной деятельности, любые необходимые и универсальные свойства, которые наука открывает в феноменальном мире, имеют силу лишь в феноменальном мире. Наука работает с опытом и разумом, и согласно кантианской модели это означает, что наука отрезана от реальности как таковой.

«Все наглядно представляемое в пространстве или времени, следовательно, все предметы возможного для нас опыта суть не что иное, как явления, т. е. только представления, которые в той форме, в какой они представляются нами, именно как протяженные существа или ряды изменений, не имеют существования сами по себе вне нашей мысли»[41].

А о том, что существует независимо от наших мыслей, никто не знает и не может знать.

С точки зрения Канта, это была уступка, которую он с готовностью сделал, так как потеря науки оборачивается выигрышем для религии. Довод Канта в случае его успеха означал, что его «Критика» «на все будущие времена полагает конец всем нападениям против нравственности и религии, делая это с помощью сократовского приема, именно ясно доказывая незнание своих противников»[42]. Разум и наука теперь должны довольствоваться игрой с феноменами, что оставляет ноуменальный мир нетронутым и недосягаемым. Ограничение области возможного познания освободило место для веры. Ведь кто может сказать, что существует или нет там, в реальном мире?

Ключевые предпосылки Канта