В послеполуденные часы Силац пустел, но Ати и не хотел окунаться в тесное многолюдие. Главным для него было просто идти. Это, тем не менее, требовало цели. И цель он себе дал, подсказанную прошлым. Вниз по склону, потом направо: он направился к храму, где так часто бывал еще три года назад.
Со светлыми помещениями его пристроек Ати отождествлял покой. Покоя он и хотел, больше, чем чего-то другого. Пусть теперь он уже не мог попасть в некоторые комнаты, храм оставался для него местом, где было по-настоящему хорошо.
Он не собирался заходить внутрь, впрочем. Человек, который научил его собирать шепти, умер, а с теми, кто остался, Ати мог быть приветлив, не больше. И все-таки он долго стоял во дворе, глядя на белые здания, среди которых вверх возносилось одно. Ступени и своды, статуи четырех меньших божеств, хранивших двери, ведущие к высшей благодати: в этом мире и в том.
Немного успокоенный, Ати двинулся дальше, уже без всякого направления. Фер-Сиальце был городом, по которому приятно гулять. Он раскинулся широко и, хоть хранил в себе достаточно опасных мест, Ати знал границы, за которые не стоило заступать.
Так истратился час или два.
И на какой-то момент ему показалось даже, что наваждение отступило. Что он может просто идти, как любил ходить прежде, что ничего этого не было. Не приплывал в город Лайлин, не завещал своих тяжелых тайн, не вовлекал в них Меддема Зарата. И Зарат тоже не являлся, эти тайны — часть их, — раскрыв. Но ощущение было ложным. Так добивался Ати краткого мига забвения, и так горько оказалось попрощаться с ним навсегда. Знание похоронило его под собой, стало крепчайшей из могильных плит.
Выйдя на улицу, ведущую к дому, он, впрочем, смирился; куда больше, чем когда пустился отсюда в бегство. Но решения не нашел. Больше того — со всей безысходностью знал, что найти его невозможно.
Тогда-то и плеснуло по краю зрения черно-красным. Из тени проулка кто-то метнулся к нему. Ати застыл.
— Да где же ты пропадаешь? Столько времени жду!
Кара, вспомнил он, Карраш. Сколько осуждения было в ее словах. Но Ати слишком волновало другое, чтобы испугаться по-настоящему.
— Чего ты хочешь? — спросил он, сверлимый недовольным угольным взглядом.
Карраш передернула плечами и вся словно бы вытянулась. Достаточно, чтобы достать ему до плеча.
— Господин Зарат поплывет с тобой в Дош. Он снарядил судно, «Осенний цветок». Будь в порту до заката.
Но, передав поручение, уходить не спешила. Ати собрал достаточно храбрости, чтобы спросить:
— Зачем ему плыть?
Возможно, того Карраш и добивалась — а возможно, просто хотела увидеть, что он сможет сказать.
— Если господин Зарат взял работу, то должен ее закончить. Таков его долг. Не перед тобой, понятно. Перед другими.
Среди установившейся тишины Ати кивнул не сразу. Она рассмеялась, блеснув ровной остротой зубов.
— Долгов он не любит. Ты видел насколько. Очень они его злят. Поэтому приходи. До заката, запомнил?
Ати кивнул еще раз, не вполне сознавая, что делает. Карраш, видимо, прекрасно это в нем поняла — и опять засмеялась. А потом развернулась и исчезла в проулке. Черно-красное беспорядочное ее одеяние какое-то время мелькало среди зелени, а потом пропало вовсе. Она возвращалась самым коротким путем.
Ати окинул взглядом ограду дома, ворота, которые никого не смогли удержать, и кликнул привратника.
Глава 2
Дош
Корабль отошел от пристани ровно в тот момент, когда солнце нижним своим краем коснулось залива. Точность редкая, но обещанная, на самом деле, не Ати: команда держала ответ перед другим человеком.
Меддем Зарат встретил его наверху сходней. Безличным кивком, таким непохожим на утреннюю ярость — и настолько же чистым от дружелюбия. Надежда, наивно зародившаяся у Ати, разбилась. Бальзамировщик вовсе не прощал его, ни на мгновение, ни частицей души. Он вынужден был предпринять это путешествие, по причинам, которые совсем не хотелось узнать. И пусть решение, безусловно, принадлежало Зарату, сознание, что тот не оставил бы дел из праздного любопытства, отзывалось виной пополам со страхом.
Связанный двумя этими чувствами, Ати постарался, чтобы его присутствие не доставило, по крайней мере, никаких новых хлопот. В своем намерении, впрочем, едва не достиг обратного.
Мир на палубе речного корабля был непохож на мир за его пределами, а корабли, на палубу которых Ати ступал раньше, не походили на этот. Жизнь, кипевшая вокруг, требовала привычки. С третьей попытки только удалось ему найти в ее бесконечной стремнине тихий остров.
Островом тем оказался шатер, разбитый в конце палубы. Внутрь этого шатра унесли вещи Ати, когда он поднялся. Внутри же, полускрытый пологом, он сел на ковре. И тогда, наконец, осмотрелся.