Объявляю убийце голодовку

Я рванула к двери и, отпирая дрожащими руками замок, оповестила соседей, каким именно образом собираюсь приводить в чувство зарвавшихся прохвостов, слишком много себе позволяющих. Надеюсь, Витюша моих методов не одобрит…

Мы подъезжали к первому этажу, когда лифт тряхнуло, и у нас с подружкой заложило уши. Алка испуганно пискнула и зажмурилась.

— Да выходи же! — зашипела я. — Или ты теперь здесь жить будешь?

Алка забубнила что-то про мои стальные нервы и полное отсутствие сострадания.

— Дело твое. Есть захочешь, вылезешь.

Я распахнула дверь подъезда и оцепенела. От моей собственности осталась груда покореженного железа, благоухающая гарью, паленой резиной и еще какой-то дрянью. Но это бы ладно, равноценное авто можно купить по цене двух коробок Аллочкиного любимого печенья… Ужас в том, что вместе с личным транспортом я лишилась и Витюши, причем навсегда.

— Вот ты от него и избавилась, — подтвердила мои опасения Алка и, повиснув на моем плече, разрыдалась.

Осознание свершившегося факта швырнуло меня на пепелище. Что делала я конкретно, не помню, но что выла и каталась по земле, это точно. Состояние моего джинсового костюма и лица говорило само за себя.

Когда обезумевшая Алка наконец оттащила меня от места Витюшиной гибели, на нее было страшно смотреть. Она тряслась, рыдала, стучала зубами и скулила одномоментно.

А я уже молчала. Слез у меня не осталось, голос я сорвала начисто. И внутри все сгорело и переплавилось в звенящую пустоту. Пустоту, которая никогда меня не покинет и которую мне ни в жизни не суметь заполнить. Я умерла. Вместе с человеком, которого поносила, которому обещала нанести серьезные увечья и которого поклялась не пускать на порог. И который, тем не менее, когда-то был моим мужем. Оказывается, в глубине души я его ощущала частью своего прошлого, своей жизни. Он был для меня «своим». Пусть надоедливым, никчемным, но — и я теперь это очень хорошо осознала — близким мне человеком. Я ведь его все время вспоминала. Плохо ли, хорошо ли, но очень часто. И готова была ему помочь, если бы действительно была нужна моя помощь. Он был одним из немногих людей, которые мне были дороги и за которых, оказывается, я несла ответственность.

Вокруг уже столпилось порядком народу. Кто-то суетился и звонил по мобильнику в милицию, «скорую», кто-то пытался узнать подробности происшествия, и кто-то щедро ими делился, а я все стояла, уставившись на дымящиеся обломки машины.

Взгляд упал на потрепанную кожаную барсетку, отлетевшую на несколько метров. Надо же, цела. А вот ее хозяина разорвало на части. И хоронить его теперь придется в закрытом гробу. Как после Афганистана или Чечни. Или авиакатастрофы.

— Что ты делаешь?! Нельзя! Тут ничего нельзя трогать, — напустилась на меня дворничиха, но я ее молча отпихнула и подняла прощальный подарок мужа.

Вот и все, что от тебя осталось, Витенька. Как же ты так? Ведь ты мою смерть принял, хоть и не просила я, и никогда бы не позволила такому случиться, если б знала…

Что меня заставило открыть барсетку? Понятия не имею. Скорее всего, я действовала по инерции, занятая своими мыслями. Но, наткнувшись взглядом на вещицу, найти которую тут никак не ожидала, я опешила. Доли секунды мне хватило для того, чтобы родиться заново. И для того, чтобы принять решение.

— Остаешься здесь и ждешь милицию, ясно?

Лицо у Аллочки вытянулось, в глазах полыхнул испуг.

— Танюша, милая… Не надо…

— Помолчи, нет времени, — оборвала я беспомощный лепет. — Мы в опасности. Обе. Охота идет на меня, но, как ты видела, пострадать может каждый, кто со мной общается. Даже если я решу отступить, в покое нас не оставят. Поздно. Мне придется кое-что сделать, и как можно скорей.

— Да ты что?! Это же твоя машина, там человек погиб! Ты должна дать объяснения…

— Объяснять пока нечего. Разберусь, тогда поговорим. — Последние слова я бросила уже на бегу.

Вероятно, мое поведение ввергло в ступор не только Аллочку. Допускаю даже, что у кого-нибудь мелькнула мысль о необходимости меня задержать до прибытия представителей соответствующих органов. Но преградить дорогу не отважился никто. И правильно. Я бы не советовала.

Глава 20

Адрес я, разумеется, не забыла. Все-таки бывала у Виктора неоднократно, да и наши первые свидания носили романтический характер, а это остается в памяти надолго. Вместе с сопутствующими обстоятельствами и деталями. Я даже помнила цвет обоев в комнатах и марку холодильника на кухне. Впрочем, Виктор мог сделать ремонт, и тогда в его квартире уже все по-другому. Только это маловероятно. Раз Витюша до сих пор не обзавелся дамой сердца, решать его бытовые проблемы некому. Сам он, если мне не изменяет память, за все время нашего знакомства, включая совместное проживание, самостоятельно даже тарелку не вымыл. Ему одному ремонт не потянуть ни при каком раскладе.