Блин! Куда я попал! Этот палач — один из немногих известных мне людей в этом 12 веке! Вот эту чёрную бороду смоленские князья сбреют наполовину, чтобы спровоцировать Андрея Боголюбского на поспешную войну.
После той полу-брижки летописец напишет:
«Князь Андрей какой был умник во всех делах, а погубил смысл свой невоздержанием: распалился гневом, возгородился и напрасно похвалился; а похвалу и гордость дьявол вселяет в сердце человеку».
Да ладно, фиг с ней, с русской историей: такой детина не ретроспективно, а вполне сиюминутно мне просто головушку оторвёт! И ни в какой летописи об этом не напишут. По незначительности происшествия.
Выходим из конфликта аккуратненько. Противника отпустил, тот снова носом в грязь — на хорошо вывернутую ручку не враз-то обопрёшься.
А я назад, на пятки перекатился, штаны от грязи отряхнул. Штаны — насквозь мокрые. Хорошо, что только в коленях. Пока…
Парочка гридней кинулась пострадавшего поднимать. Тот материться. Обещает глубокий и долгий интим. И мне, и усадьбе, и всей земле Смоленской. Горячится начал.
— Замолчь. Добрый муж, а его отрок завалил. Уведите дурня.
Маноха своего человечка урезонил и стоит-разглядывает. Гурду Ивашкину и столетний Чарджин клинок. Ноготкову секиру, до блеска точенную — хоть зайчиков пускай. Подрагивающие в опущенных руках парные боевые топоры Чимахая. Совершенно не дрожащее остриё Сухановой рогатины, направленной Манохе в живот. Главного придурка в моём лице: распашоночка, безрукавочка, косыночка… И дрючок берёзовый в ручке тощенькой.
— Бить людей князя Володимирского — не хорошо.
— Так ведь и бояр смоленских по уху прикладывать — не по вежеству.
Мне против княжьего ближника рот раскрывать — не по чину. Но раз раскрываю — может, и вправду имею право? Я же вижу — он никак решиться не может. Был бы я просто русский человек — сказнили бы, забили бы до смерти. А вот боярин… враждебного князя в условиях неустойчивого перемирия… Повод для международного конфликта? А оно надо?
Он молчит — думает. Я не думаю — я трясусь. Но тоже молчу.
В большом собрании — не во МХАТе — длинных пауз не бывает. Из боярского дома на крыльцо с криком выскакивает богато одетая женщина. Плат чёрный, золотом вышитый, чёрное платье, тоже с золотыми разводами. Руками машет — мало что радуга не играет — на каждом пальце по перстню.
И вот во всём этом убранстве она орёт матерно. На двух языках сразу. Причём на русском идёт часть содержательная:
— Да что бы я…! С этим… чудовищем…! С иродом, душегубом…! Под одной крышей…! Немедленно вон отсюда!
А на греческом параллельно идёт чуть другой текст…
Хорошо — Трифена как-то, сильно смущаясь, по моей просьбе составила словарик любимых выражений своего папашки. В основном — специфические термины православных монахов Каппадокии для описания сексуальной жизни вьючной скотины типа ишак турецкий. А то и не понял бы глубокого смысла столь эмоционального дамского монолога.
Гоголь в «Мёртвых душах» очень мило рассуждает об особенностях дамского двуязычия в среде российской аристократии в 19 веке:
«Никогда не говорили они: «я высморкалась», «я вспотела», «я плюнула», а говорили: «я облегчила себе нос», «я обошлась посредством платка». Ни в каком случае нельзя было сказать: «этот стакан или эта тарелка воняет». И даже нельзя было сказать ничего такого, что бы подало намек на это, а говорили вместо того: «этот стакан нехорошо ведет себя» — или что-нибудь вроде этого. Чтоб еще более облагородить русский язык, половина почти слов была выброшена вовсе из разговора, и потому весьма часто было нужно прибегать к французскому языку, зато уж там, по-французски, другое дело: там позволялись такие слова, которые были гораздо пожестче упомянутых».
Закономерность весьма распространённая: мой «факеншит» — из той же серии.
Ещё один вариант этого же русского народного свойства — говорить гадости на иностранных языках — я увидел немедленно.
Следом за мадамой, матерящейся по-гречески, на крыльцо выскочил месьен, матерящийся по-тюркски.
Здесь, взамен ишаков, использовался крупный и мелкий рогатый скот. В русскоязычной части проскакивали слова:
— Паскудница… бесчестница… вертеп… стыд и позор… не потерплю… калёным железом!