Став Великим Князем Киевским, Андрей совершил невозможное, прежде невиданное — уехал из Киева во Владимир, перенёс туда, в Залесье, столицу древнерусского государства. Оказалось, что можно быть «государем всея Руси» и не быть киевлянином по месту жительства.
Ключевский:
«В лице князя Андрея великоросс впервые выступал на историческую сцену, и это выступление нельзя признать удачным».
Это вот тот самый русский «первый блин», который «комом»?
Татищев так описывает внешность и характер Андрея:
«Сей князь роста был не вельми великого (172,6 см — авт.), но широк плечами и крепок, яко лук едва кто подтянуть мог, лицом красен, волосы кудрявы, мужественен был в брани, любитель правды, храбрости его ради все князья его боялись и почитали, хотя часто и с женами и дружиной веселился, но жены и вино им не обладали. Он всегда к расправе и распорядку был готов, для того мало спал, но много книг читал, и в советах и в расправе земской с вельможи упражнялся, и детей своих прилежно тому учил, сказуя им, что честь и польза состоит в правосудии, расправе и храбрости».
Я бы добавил к этому довольно узкую и коротко стриженую полосу кудрявой, крупными кольцами, бороды по нижней челюсти и лёгкую татарскую скуластость, унаследованную от матери-половчанки. Узкие глаза, но не от разреза, а от постоянного прищуривания. После оказалось, что они у него темно-карие и распахиваются очень даже широко, вполне по-ближневосточному.
Его лицо было постоянно вздёрнуто кверху, от чего имело выражение чрезвычайно высокомерное. Ещё в глаза бросался сколиоз: правое плечо было отведено несколько назад и вздёрнуто выше левого. Да и правая ладонь его была явно больше левой.
Андрей с детства был хорошим фехтовальщиком. Это отразилось на его организме до такой степени, что знаменитые наплечники, присланные ему в подарок от Барбароссы, столь различны по размеру, что некоторые европейские историки предполагали непарность этих парадных браслетов.
Насчёт цвета лица Татищев абсолютно прав. Княжеская физиономия пылала как закат в пампасах:
— Ты… шалава греческая! Вон пошла! В курятник! В дерьмо, в перья!
— Сам пошёл! Эй, слуги, грузите вещи в лодию! Уходим! Ни минуты с этим бешеным на одном дворе…
— Хрен тебе, а не лодию! В птичник, на насест!
Титулованные особы продолжали обмениваться репликами, а я спешно соображал: не надо княгиню в птичник.
Этой весной у Акима подобралась очень даже продуктивная стайка кур с петушком. Прорисовывалась возможность поднять яйценоскость процентов на десять.
Попандопулам этого не понять. Что такое селекционная или, там, племенная работа — в моё время знают единицы. А как это делать в условиях отсутствия генетики как науки, да хоть бы и как лже-науки? Без холодильников, инструментов, препаратов…?
По-средневековому. Просто ждёшь пока господь, подкидывая свои кости, выбросит удачную комбинацию генов. Что она удачная — поймёшь, когда особь вырастет и проживёт долгую плодотворную жизнь. А до этого, гипотезируя, скрещиваешь её с чем-то подходящим, в фантастической надежде закрепить признаки, сделать полезные гены — доминантными.
«Наиболее быстрым практическим путем увеличения гомозиготности у высших животных является спаривание родных брата с сестрой, имеющих общих отца и мать…, а также спаривания отца с дочерью или матери с сыном.
Если осуществлять такое тесное кровосмешение в течении 16 поколений подряд, то достигается 98 % гомозиготности по всем генам, а следовательно, ввиду отсутствия расщепления, все особи этих пометов становятся почти идентичными по генотипу и фенотипу — все дети одинаковы, как близнецы».
16 поколений… А в 15-ом — чумка и все труды… в выгребную яму.
Короче: долгое, непредсказуемое, нудное занятие. И тут мне повезло: петушок и несколько курочек сами образовались, «силою вещей».