Обязательно должна быть надежда

— То есть хозяину, — он посмотрел в потолок, — может быть лет от пятидесяти до бесконечности. Вероятнее всего, оно принадлежало одному из убитых, и это, надеюсь, поможет нам установить его личность. Но если к трупам удостоверение не относится, возникают интересные версии.

— Думаете, организатор или участник банды?

— Допускаю. Других ниточек пока нет, хотя, конечно, возраст оставляет мало надежд. Надо бы проверить по номеру в архиве, но это долгое дело, годами можно искать.

— Проверяйте, но не в ущерб основным мероприятиям. Так! Солнцева и Кривицкого прошу не откладывая начать работу в направлениях, которые обозначил капитан Токарев. Иван Иванович, если будет время, прошу вас посмотреть, что можно сделать в направлении того, что вы предложили. Спасибо за помощь. И главное, — тон москвича стал до предела официальным. — Преступление беспрецедентное для города — как по масштабам, так и по дерзости. Действует группа безжалостных душителей, маньяков и убийц. Ход следствия на контроле у всех, кто что-то желает контролировать. Мы с вами должны сработать оперативно, не привлекая внимания прессы. Прошу всех соблюдать секретность; если информация протечет, в городе может начаться паника, возникнуть необязательный резонанс. Тогда мы спугнем преступников и нам просто не дадут работать представители СМИ, депутаты и так далее, понимаете. Вопрос очень серьезный! Совещание закончено. Токарев и Валентина Геннадиевна! Жду вас сегодня здесь к шести вечера. Остальные — до завтра. Всё, работаем!

С озабоченными лицами офицеры покидали бывшую ленинскую комнату. Токарев и Шаров шли рядом.

— Спасибо, Николай Иванович, — трагически произнес подполковник.

— Пожалуйста, Иван Иванович. За что?

— За колеса. Вчера под звуки марша весь комплект вернули владелице. Сегодня в связи с этим в отдел придет благодарственное письмо от правительства города за отличную работу по обеспечению безопасности празднования Нового года, Рождества и вообще. Скорее всего, выделят премиальный фонд для работников. Про душителей они, когда составляли письмо, еще не знали.

— Класс!

— В любом случае я тебя обязательно отмечу. Будет премия в размере трех-пяти тысяч.

— Премного вами благодарны, но отметьте лучше Кривицкого и Солнцева. Это их работа от начала до конца.

«Меня уже отметили, — подумал Токарев, вспомнив про конверт, который подарил ему Вадим Сысоев, и грустно улыбнулся — надо будет подбросить его Шарову с запиской левой рукой: „Возвращаю проклятые деньги!“ Впрочем, часть суммы можно и оставить себе. За хлопоты».

— У вас хорошее настроение, — заметил улыбку Шаров. — Это приятно.

— Да какое там! Солнцев на пенсию просится. Говорит, в марте рапорт подаст, у него выслуги как у баобаба. Трудно будет без него. Уговаривал повременить — не вышло. Жаль.

— Согласен, Алексей Николаевич — опытный работник, без амбиций, спокойный. Ну, ничего не поделаешь, найдем вам молодого. Кстати, неплохой парень недавно пришел, Вася Зайцев. Посмотришь?

— Посмотрю, конечно. Потом.

2

В кабинете Токарев запустил компьютер, нашел в нем файл, содержащий прошлый План мероприятий, и стал вбивать в него намеченные действия, ответственных и сроки выполнения. Он печатал, но мысли об удостоверении Бабина не выходили из головы. Кривицкий, получив инструкции, уехал. Солнцев медленно складывал бумаги в потертый коричневый портфель.

— Вас, Алексей Николаевич, Шаров очень хвалит, — предпринял очередную попытку Токарев. — Говорит, опытный, прозорливый, даже талантливый. Много пользы еще…

— Не уговаривай, Коль, не могу я больше служить, хватит, — Солнцев перестал собираться и сел за свой стол, его пальцы подрагивали. — Если бы не ты, я год назад бы уволился. Сердце у меня, уже два микроинфаркта было. Понимаешь? — печальный оперативник выдвинул ящик стола, наклонился вбок и опустил в ящик руку. — Нина моя хорошо зарабатывает в магазине, приглашает помощником начальника службы безопасности их торговой сети. Зарплата втрое против нашей, — он выложил на стол темно-синий ежедневник. — Работа спокойная. Ты ведь знаешь Нину, она женщина деликатная, уважает мои чувства и все такое, но даже она поджимает. «Увольняйся, увольняйся!» Каждый день! А тут как раз вакансия открылась. Ждут они меня.

Токарев уловил грусть в длинном, каком-то прощальном взгляде Солнцева. Таким взглядом провожают поезда, надолго увозящие любимого человека, или целую свою жизнь, уехавшую навсегда.

— Да и устал. Нормально все будет. Знаешь, я много раз замечал — кажется, незаменимый работник, замечательный человек. Как мы без него? А уходит или умирает, и уже через неделю про него забывают. Пять рабочих дней! Будто никогда такого не было. Как ряска болотная сомкнулась, и никаких следов пребывания. Вот я уйду или помру — все забудут, как только некролог уберут с доски объявлений.

— Тьфу на вас, Алексей Николаевич!

— Не плюйся в небо, в себя попадешь. Ладно, это всё из раздела «поэзия». Помнишь, у Свекольникова ежедневник был?

— Ну.

— Смотрел в него?

— Когда?

— Ну, да. А я его пролистал, — Солнцев начал медленно переворачивать страницы.

— И?