Обязательно должна быть надежда

— Вижу, мы друг друга поняли, и ты согласен. Погоди, малыш, что-то наш клиент долго не выходит. Интересно, что он делает в неработающей конторе? Как думаешь? Наверняка передает документы, которые нес с собой. Стоп! Он вынес их из квартиры, что на Земляном переулке. Вошел пустой, вышел с документами. Документы принес нотариусу. Получается, кто-то ему передал пакет документов? Скорее всего, этот парень со своим напарником и Баженов были в одной и той же квартире. Понимаешь? Знать бы в какой, но как узнаешь? Что он там так долго возится? Надо сходить посмотреть.

Он засунул приятеля в карман пуховика и, придерживая его рукой, спустился вниз.

Теперь от конторы вели еще одни следы. Парень ушел, скрылся, растворился, пропал. Когда? Какая теперь разница! Последний участник группы ушел от слежки. В который уже раз сегодня ругая себя последними словами, Свекольников плелся к машине, всем телом осознавая собственную бездарность и никчемность. Только теперь он ругался про себя, помня, что в кармане сидит и слушает малолетнее существо.

* * *

До самого вечера он просидел возле дома Баженова, наблюдая за его неподвижной машиной. Он читал, кушал, снова читал карманную Библию, которую всегда носил с собой. Время от времени переставлял «Тойоту». Кеша, съев крошечный кусочек кошачьего корма и выпив молока (все это Роман Сергеевич нарочно для него купил по пути), спал в его шапке. Ближе к ночи Свекольников начал забывать, зачем вообще тут стоит. Читать нельзя, кушать не хочется… Роман Сергеевич впал в дремотное забытье.

Движение по двору утихало, окна домов давно зажглись. Только недалеко от машины сгруппировалась кучка подростков, мальчиков и девочек. Часы показывали без пяти десять. Он закрыл глаза и увидел короткий сон, в котором фигурировал Иннокентий, маленький еще Эдик и молодая Анна Вениаминовна. Почувствовал себя счастливым, готовым мгновенно умереть, лишь бы никогда не выходить из этого состояния. «Святая троица! — пронеслось богохульство в его голове. — Котенок, Сынок и Любимая жена».

Словно кто-то с оглушающей силой ударил в литавры и тарелки прямо над его головой. Послышались вопли. Мгновенно вспотев, он подскочил, забился в салоне автомобиля. В глаза ударил разноцветный переливчатый свет. Другой удар! Опять крики. Теперь он различил «ура». Небо окрасилось малиновыми, желтыми, красными сверкающими огнями. Распускающиеся яркие шары сменяли один другой. Группа подростков запускала отдельные фейерверки. Дети подпрыгивали и кричали так, словно им заплатили.

— Это салют, — объяснил Роман Свекольников явление своему воспитаннику, который уперся всеми четырьмя ногами в ткань сиденья, поджал хвост и смотрел в небо безумными глазами, размером с пятирублевую монету. — Не пугайся. Сегодня же день Советской армии! А мы с тобой забыли.

4

Бросив адрес Баженова, Роман Сергеевич с Кешей вернулись на Земляной переулок и заняли позицию около дома семь. Недалеко от того места, где утром Свекольникову встретилась удивительная бабушка-гриб.

Стрелка часов перешагнула одиннадцать, народ постепенно успокаивался. То там, то тут гасли окна. Граждане погружались в вязкое беспамятство, чтобы в нем напитаться энергией и завтра без остатка отдать ее производству. Где сейчас пребывают их души, пока белые тела в смешных позах разложены по постелям? За кем-то гонятся злодеи, кто-то встретил давно умерших родственников, у кого-то обнаружилась в дневнике нестираемая двойка, кого-то любят, даря счастье и нежность. Все ли души, погуляв, вернутся в свои тела? Не факт. Зато чье-то новорожденное тело обретет этой ночью свою персональную, бессмертную душу. Сумасшедший день выдохся, не принеся ясности. Что-то он делает не так. Что-то или все? Слежка не удалась, информации нет. В голову заползают сомнения, «всё — суета и томление духа», ничего у него не выйдет. Никогда не выходило и сейчас не выйдет. «Только не сдаваться, — убеждал себя Роман Сергеевич. — Русские не сдаются! Не поддаваться унынию. Уныние — грех».

Около полуночи, царапая шипами накатанный лед дорожки, к злополучному подъезду медленно подкатил знакомый «УАЗ-Патриот». Он продвинулся чуть дальше, скрипя снегом, свернул колеса и задом, через тротуар, въехал к двери, как ставят машины, когда перевозят мебель. Свекольников заглушил двигатель и припал к стеклу окна. «Сейчас начнется, — пропел внутренний голос. — Держись и не теряй бдительности». Легко сказать! Стекло запотевало и сразу замерзало, он ногтями обдирал иней. Под козырьком, куда въехал УАЗ, практически ничего не видно. Фонарь освещения не работает. Вроде вышли двое или трое. Открылась дверь подъезда, выпустив свет. Видно — их трое. Один остался возле машины, два других вошли в дом. Все мужчины. На третьем этаже загорелась люстра. Кто-то задернул шторы. Через пятнадцать минут дверь подъезда открылась, и мужчина, с длинным, тяжелым свертком на плече, слился с раскрытым багажником. Багажник закрылся, мужчина без поклажи исчез в подъезде, все погрузилось в темноту.

— Первый, — прошептал Роман Сергеевич. — Началось.