Обязательно завтра

Зазвонил телефон в коридоре, я вздрогнул. Быстро встал, вышел в коридор, снял трубку. Да, мне. Но не она. Алик Амелин. Опять предложение: побывать в одном из райкомов города, где – Алик опять только что узнал – заведено «дело о моральном разложении» двух молодых людей, парня и девушки.

– Я думаю, тебе интересно будет, – говорил Алик, как всегда дружески, и от доброго его голоса мне стало легче.

– Да-да, Алик, конечно, – отвечал я машинально. – Спасибо тебе, спасибо. Поеду, конечно, поеду.

– Запиши телефон и позвони прямо сейчас…

Записал. Позвонил, договорился. Поехал…

11

При комитете комсомола одного из районов Москвы организовали РОМ, то есть Районное Отделение Милиции. «На общественных началах» – то есть в свободное от работы время и без заработной платы сотрудникам. Чистый энтузиазм. Идея ясна: для того, чтобы лучше бороться с преступностью, логично подключить общественность, то есть народ. Чтобы общество, так сказать, лечило само себя. Разумно? Разумно! Вот и решили поэтому – «на общественных началах»! Дав активистам-комсомольцам автомашину и кое-какие права.

Вообще-то, конечно, здорово. Я помнил, что в одной из работ Ленина была мысль о том, что именно «вооруженный народ» – не какая-то особенная группа, а весь народ, то есть все граждане страны, вооруженные светлой идеей справедливого общества, а также холодным и горячим оружием, могут обеспечить свою свободу лучше, чем любые государственные учреждения. Тем более, что согласно учению Маркса, государство, по мере торжества коммунистических идей, должно постепенно отмирать, пока не умрет совсем. Кстати, так ведь – и до учения Маркса – было в Америке. Люди, вооруженные кольтами и смит-и-вессонами, установили свой порядок и добились справедливой Конституции Соединенных Штатов и «Декларации независимости». Здорово! Правда, у нас от такой идеи быстренько тогда отказались…

Входил я в помещение то ли клуба, то ли «агитпункта», где располагался РОМ, с интересом острым. Даже как-то очень быстро опять улетучились грустные мысли. Дело надо делать, а не сопли распускать! Любопытно, черт побери, что они делают здесь. Вот же, стараются люди все-таки…

Маленький зал со сценой, коридорчик, несколько комнат. В коридорчике толпились ребята лет двадцати, взволнованные, возбужденные. Я услышал часто повторяемое слово: «операция».

– Ты куда сегодня? – спрашивал один парень другого.

– Да вот, операцию проводить будем. А ты с нами разве не едешь?

– На операцию? Нет, сегодня не еду. Я вчера был.

Я спросил, где у них тут начальство. Показали на дверь одной из комнат, я постучал и вошел.

В небольшом кабинете сидели три парня. Два – за столом. Один из них, черноглазый, черноволосый по-хозяйски навалился на самую середину стола, разбросав по столу руки, ясно было, что именно он здесь главный. Другой, голубоглазый, с каким-то стеснительным выражением на типично русском, прямо-таки есенинском лице, притулился рядом. Сбоку от них, привалившись к стене, расположился на стуле долговязый угрюмый парень с блокнотом и карандашом.

– Можно к вам? – спросил я.

Черный оценивающе посмотрел на меня, как-то многозначительно помедлил и кивнул:

– Заходи.

– Сядь, подожди, – добавил он, указав на свободный стул, когда я вошел. – Ну, так что тебе еще от нас надо? – обратился он к долговязому.

Долговязый подумал, помусолил карандаш в пальцах.

– Ну, что ж, про Шамиля, так про Шамиля, – сказал он. – Хотя лучше бы, конечно, про кого-то из рядовых.

– Зачем тебе рядовые, вот ведь!… – недоуменно задохнулся голубоглазый и вопросительно посмотрел на черного.

– Да, Сашка прав, – сказал черный и, тонко улыбаясь, взглянул на долговязого. – Рыба без головы – не рыба. А Шамиль у нас голова. Допрашивает только он.

– Знаешь, как допрашивает! – восхитился голубоглазый и сделал уважительное выражение лица. – Воля у него, будь здоров. Как начнет свою психическую… Он может хоть час тебе в глаза, не мигая, смотреть, он мне показывал. Но только ты и минуты не выдержишь. Все скажешь! Расколешься – и сам не заметишь… А он еще и джиу-джитсу знает…

– Постой, Сашка, постой. Ты не то вякаешь, – сказал черный и улыбнулся. – Причем тут джиу-джитсу? Ему же про воспитание нужно…

Он посмотрел и на меня тоже, и я понял, что улыбка предназначалась не только долговязому, но и мне.

– Ты от Амелина? – обратился он ко мне.

– Да, от Амелина, – сказал я. – И от журнала.

– От журнала? Хорошо. А это вот – от газеты, – он кивнул на долговязого.

– Знаете, ребята, я, пожалуй, пойду, – сказал долговязый, посмотрев на часы. – Мне еще в одно место надо успеть сегодня. К вам потом зайду. Будьте!

И он вышел из комнаты.

– Ну, так ты от Амелина, значит, – обратился черный ко мне с каким-то хитроватым прищуром.

Я кивнул.

– Он нам звонил, Саша? – коротко бросил черный в сторону голубоглазого.

– Да-да, звонил, недавно звонил, сказал, что журналиста к нам пришлет, – с готовностью зачастил блондин.