Обида

Павел Егорович не понимал, что с ним происходит, почему он бесцельно бродит по вечерним холодным улицам, почему с завистью и подозрением вглядывается в чужие тёплые окна, а если б ему кто-то сказал, что он просто ищет выход и пока не видит его, он не поверил бы. Впрочем, через какое-то время он отчасти успокоился и стал находить своё новое положение даже забавным. Он, и сам того не желая, никак к этому не стремясь, вдруг начал узнавать о людях больше, чем знал вчера.

Раньше он шёл в толпе, почти никого не замечая, и толпа обтекала его, безликая, бесцветная, как вода, и нужно было кому-то уж очень сильно постараться насчёт своего внешнего вида, чтобы заслужить пристальный взгляд Павла Егоровича.

Теперь же однородная, вязкая толпа будто бы развеялась. Его обгоняли и шли навстречу отдельные люди. И каждый, словно отдельная планета, нёс свою атмосферу, свою жизнь.

* * *

Вдруг запахло чем-то настолько знакомым и родным, что Павел Егорович даже споткнулся. Запах нёс высокий крупный мужчина с самоуверенной, чтобы не сказать — надменной, походкой. Он шёл прямо на Павла Егоровича и, посмотрев с каким-то смыслом ему в глаза, тотчас намеренно отвернулся с подчёркнуто безразличным видом. Лицо высокого мужчины показалось Павлу Егоровичу тоже знакомым, как и запах. Они разминулись. Павел Егорович оглянулся и пристально посмотрел в спину высокому. Нет, он не мог вспомнить, откуда ему известен этот запах и этот человек. Но ему казалось, что если он не вспомнит, то произойдёт что-то непоправимое. Конечно, Павел Егорович не думал именно такими гладкими словами, мысли его суматошно и растерянно метались, потому что знакомый ему незнакомец с каждым шагом удалялся всё дальше и дальше и готов был вот-вот врасти в монолит вечерней толпы.

Наконец Павел Егорович решился и, наплевав на приличия и на то, как смешно и подозрительно будет выглядеть со стороны, решительно повернулся и суетливо затрусил вдогонку за этим человеком. Он даже обогнал его на десяток-другой шагов (а сделать это было нетрудно, ибо незнакомец двигался вальяжно, не роняя в толпе своего достоинства) и завернул к нему навстречу. И опять ничего не вспомнил. Незнакомец посмотрел на него — на этот раз уже с определённым смыслом. Павлу Егоровичу показалось, что по его лицу скользнула ядовитая усмешка. Незнакомец уже не отвернулся, и они так и разминулись глаза в глаза.

Когда Павел Егорович, проклиная своё любопытство и слабохарактерность, ещё раз проделал этот же манёвр, мужчина остановился и, не убирая с лица насмешки, сказал:

— Ну что, узнал наконец?.. И на том спасибо, что хоть с третьего захода узнал…

И тогда Павел Егорович узнал его по голосу. Это был Колька.

Если люди встречаются редко, от случая к случаю, то с ними порой происходят забавные вещи. У них вдруг возникает ощущение, что долгих лет разлуки не было, что это время вдруг как-то выпало из жизни. И чем сильнее они изменились и внешне и внутренне, тем острее они вдруг начинают ощущать себя прежними, какими расстались несколько лет назад. Причём каждый, глядя на растолстевшего товарища, думает: «Надо же, что годы-то с человеком делают…» — но себя представляет прежним и неизменным и потому позволяет себе и тон и шутки, уместные лишь два десятка лет назад. И если один из них был раньше под влиянием другого, то, как бы он с тех пор ни вырос в чинах и положении, он снова в одно мгновение попадает под влияние и, что самое интересное, нисколько этим не тяготится. Ощущение вдруг вернувшейся молодости окупает всё.

— Колька! — закричал Павел Егорович, забыв о своём конфузе и о том, что вокруг тесно идут люди. — Колька… — мурлыкал Павел Егорович и пытался похлопать старинного друга по плечу.

— Пашка, — глухо проурчал высокий и положил ему руки на плечи, рывком придвинул к себе, и Павел Егорович уткнулся в отвороты его жёсткого пальто и с наслаждением втянул в себя знакомый до головокружения запах. — А я смотрю — Пашка, — говорил Николай, не выпуская Павла Егоровича из рук, а лишь чуть отстраняя, чтоб ещё раз полюбоваться, — а он идёт и нос в сторону… Ну, думаю, ладно, мы тоже гордые. Гляжу — другой раз плывёт навстречу, глазам не поверил. Я ведь только на третий раз догадался, что ты никак меня не признаёшь. — И на этих словах он ещё больше, насколько хватило рук, отодвинулся, чтобы продемонстрировать себя, изменившегося.

— А у меня стукнуло: кто же это, кто? И даже… — Павел Егорович хотел сказать, что даже запах знакомый, но осёкся и замолчал.

Так они и стояли некоторое время, молча и любовно оглядывая друг друга.

Потом Николай, не говоря ни слова, уверенным, командирским движением развернул Павла Егоровича, цепко взял его за рукав и зашагал быстро и решительно. Павлу Егоровичу, чтобы поспеть за приятелем, пришлось быстро-быстро перебирать ногами. Он даже несколько откинулся, будто сопротивлялся. И, не убирая с лица умилённой улыбки, расслабленно приговаривал, как бывало раньше:

— Ну куда, Коль, подожди, надо же Варе позвонить, я же на минутку вышел…

Николай сурово молчал и отвечал ему лишь нарочито свирепыми взглядами.

* * *