Обитель

Вблизи она казалась еще соблазнительней. Статная, рыжеволосая, зеленоглазая – она входила в откровенный диссонанс со своим неказистым коротышкой-мужем… Что предоставляло мне дополнительные надежды.

Князь представил мне собравшихся. Купца звали Савелий Пружинников, студент носил фамилию Кольцов, а супругов Стрельниковых звали Яков Петрович и Зинаида Григорьевна.

– Блейз,- представился я в ответ.- Джеймс Блейз. Британский журналист.

– Так это, значит, вас прячет от нас настоятель? – с любопытством посмотрела на меня красотка.- И что же в вас такого таинственного, господин журналист?

– Почему прячут? – удивился я.- Никто меня не прячет. Просто я попросил о постое на время, и они…

– Ну-ну,- усмехнулся в густые усы Пружинни-ков.- Чтоб сам отец Иосиф дожидался вас битый час у входа в монастырь?! Рассказывайте… Последний раз такое было, когда сюда сам Иоанн Кронштадтский приезжал. Я как раз из Мурманска в Петербург возвращался, так что самолично ту встречу наблюдал. А теперь вот вашу сподобился… Простите, но дежавю какое-то… А Ванечку так и вовсе даже калачом за монастырские ворота не выманишь: для него вне монастыря и мира-то нет… Что-то вы недоговариваете нам, почтеннейший… господин журналист.

– Я говорю то, что соответствует действительности,- сухо осадил я наглеца, посмевшего усомниться в правдивости моих слов.- Вы сомневаетесь в моей честности?!

– Вах! – воскликнул князь, загремев стаканами.- Ну куда вы спешите, господа? Вопросы – ответы, а еще ни одного тоста, ни одного дружеского слова! Так за столом не сидят! Так за столом мучаются! К нам приехал дорогой гость из далекой Англии, а вы его бросились допрашивать, как в околотке! Не радушно это, Савелий Игнатьевич! Не гостеприимно! Вы простите великодушно наше любопытство, дорогой Джеймс. Признаться, мы все были немало удивлены таким вниманием к вашей персоне со стороны отца Иосифа, вот и не удержались от расспросов. Вы просто еще не понимаете в чем дело, потому не понимаете и нашего любопытства. Отец Иосиф самый удивительный человек, которого я встречал в своей жизни,- честью клянусь! Не знаю, как остальные, а мы с Савелием Игнатьевичем, уже не первый и не пятый раз встречаемся здесь, приезжая к старцу… Но, признаться, в этот раз я испытал нечто вроде ревности! Вот мы и решили заполучить вас к себе, чтобы вы утолили наше любопытство… Но это – потом… Сначала я предлагаю поднять эти кубки за…

– Оставьте ваше велеречие, князь,- вздохнул Пру-жинников.- Какие уж тут «кубки»… Хорошо хоть стаканы нашлись… В стране черт-те что, скоро опять на глиняные кружки перейдем… Знали бы вы, сколько я за этот паршивый самогон выложил: я в Париже столько за «Вдову Клико» не платил. Кто мог представить…

– Э, зачем пессимизм? – князь ловко наполнил стаканы из огромной многопинтовой бутыли.- Мужчине не к лицу! Беды приходят и уходят, а мы остаемся. Зачем беду с собой нести? Пережил – выбросил! Не переживайте вы так, Савелий Игнатьевич – наживете еще товара. Голова при вас, опыт тоже, а деньги – дело наживное. Из Петрограда ноги вовремя унесли – и то хорошо. Там сейчас и этого самогона нет. Там сейчас вообще ничего нет. И нас нет. За последнее и предлагаю выпить.

– Благодарю вас, но я уже говорил, что не пью,- повторил я и отодвинул стакан.

– Достопочтенный сэр,- неожиданно на чистейшем английском языке обратился ко мне князь.- Как представитель нации, чтящей свои традиции, вы просто не можете игнорировать уважение к национальным традициям других народов. Мы ведь вам не языческий обряд провести предлагаем, в конце-то концов. Наше общество может показаться вам странным с первого взгляда, но не спешите делать поспешные выводы. Я – потомок древнего и весьма знатного рода, и, поверьте, не пью с кем попало. Более того: я очень редко с кем пью. В России, как и в моей родной Грузии, застолье – символ взаимного доверия, повод для объединения, приглашение к знакомству душевному, а не светско-поверхностному…

– Дело не в этом, дорогой князь, на столь же чистом английском возразил ему купец.- Просто господин журналист еще слишком молод и потому излишне щепетилен. Это для нас, стариков, суть важнее формы… К тому же он не знает Достоевского, говорившего: «Не смотрите, что делает русский, смотрите, к чему он стремиться». Господин Блейз не может знать, что и вы, и я, грешный, исколесили практически весь мир, повидали разные культуры и прекрасно знаем, что и в Объединенных Королевствах пьют не меньше чем в России… А с учетом «сухого закона» последних лет у нас в стране, то куда больше… Дело не в спиртном. Дело в брезгливости, верно, господин Блейз?

В английском боксе это состояние называется «гро-ги». В переводе на русский нечто вроде «как пыльным мешком по голове»…

Я молча взял стакан, и собрав все мужество в кулак, осушил его содержимое до дна… Это был неплохой виски, сэр, но какой же он был крепкий!…

Кто-то заботливо сунул мне в руку тот самый пресловутый соленый огурец, и я пал в своих глазах окончательно… Как сквозь туман я услышал, как Стрельников спрашивает жену: