Обитель

– Это и есть ваш «тонкий английский юмор»? – тяжело дыша (скорее от злости, чем от усталости), спросил он, пятясь под моими ударами.

– Не хотел бы вас расстраивать, но на землю спустится только один,- сказал я.- Некоторым на земле не место…

– Но и вам живым не уйти,- пообещал он.- В проруби и для вас место найдется…

И он ринулся в атаку с удвоенной энергией. Теперь он сменил тактику и уже не стремился навязать мне бой, а, маневрируя между колоколами, стремился нанести удар исподтишка, метя то в бок, то по ногам. Колокола раскачивались все сильней, наполняя воздух басовитым перезвоном. Наверное, со стороны это было весьма впечатляющее зрелище. Во всяком случае, краем глаза я видел, что народ внизу стоит, буквально затаив дыхание.

Комиссар бился яростно, передвигаясь по колокольне с похвальной для его комплекции ловкостью, но по его лицу было видно, что отчаяние уже стучится в его сердце.

– Что вы от меня хотите?! – процедил он сквозь зубы между двумя выпадами.- Что вам надо от меня?!

– Я жду, пока у вас устанет рука, чтобы без помех отрубить вам уши, – любезно пояснил я ему свои намерения.- Потом убью.

– Это из-за попа?!

– И за него – тоже.

– Не будьте дураком, Блейз! Не портите себе жизнь!

– Я как раз ее меняю в лучшую сторону…

– Вас прислали убить меня? Вы – наемник? Убийца?

– Нет.

– Тогда – почему?!

– «Мене, мене, такел»!

– Ах вот ты куда, щенок! – взревел он, и…

Но больше он ничего не успел ни сказать, ни сделать. Мне надоело это представление, и я не позволил ему перейти в атаку, коротким уколом пронзив его плечо и тут же, молниеносным взмахом, отрубив ему левое ухо. Он не успел даже вскрикнуть, отшатнувшись к перилам колокольни и замерев, с животным ужасом уставившись на кусок своей плоти, лежащей под ногами.

И столь велик был животный страх в его глазах, что мне стало противно. Я решил не использовать свое обещание до конца и просто прикончить это злобное, но, как оказалось, столь трепетное к своей собственной жизни ничтожество…

… И тут произошло странное. Я уже собирался пронзить ему горло, когда между нами появилось солнечное пятно. Наверное, луч отразился от начищенных колоколов, и произошел какой-то необычный оптический эффект… Но я отчетливо увидел в этом луче фигуру настоятеля. Монах улыбнулся и покачал головой, словно запрещая… Наверное, мне это просто пригрезилось, что совсем неудивительно, учитывая события последних дней… Потом я много об этом думал, но так и не смог найти ответ. В тот же миг я видел все это так отчетливо, что остановился, замерев от изумления… Этого мгновения комиссару хватило, чтобы опомниться и взмахнуть саблей… Все дальнейшее произошло в один миг. Сам не знаю, почему я не стал его убивать – ведь так было проще, быстрее, и, возможно, тогда мне удалось бы избежать ранения… Но я просто ударил его в челюсть, используя эфес сабли как кастет, а его клинок соскользнул на мою левую руку, впиваясь в плечо… Звез-дина отбросило на перила, и непрочные рейки не выдержали тяжести грузного комиссарского тела. Безмолвно и тяжело, словно куль с мукой, он полетел вниз. Но удара о землю я не услышал. Зажимая рукой кровоточащую рану, я заглянул вниз. Тело комиссара так и не долетело до земли, застряв в ветвях невысокой и чахлой осиновой поросли.

Колокольный звон затихал. Молчала и стоявшая внизу толпа. И я начал спускаться. Плаудис сделал шаг вперед, за ним, как по команде, навстречу мне шагнули красноармейцы. Я продолжал идти, глядя прямо в невозмутимое лицо латышского командира. И все с той же бесстрастностью, когда между нами оставалось не более пяти шагов, он вскинул руку к виску, отдавая мне честь, одновременно, по-военному четко, шагнув в сторону, освобождая мне дорогу. Вслед за ним расступились бойцы.

Когда я проходил мимо, Плаудис протянул мне пакет с бумагами:

– Сами передадит-те,- сказал он и, понизив голос, посоветовал: – Носит-те перчатки…

– Зачем?

– У вас очень характерные мозоли. Профессионал не стал бы с вами дуэлировать.

– Сейчас заметили?

– Вчера.

– Тогда почему не предупредили Звездина?

– Вы меня вчера спросили: верю ли я в Бога. Ответ: да,- сказал он, и повернувшись к бойцам, распорядился: – Оказать первую помощь комиссару и перевязать господина Блейза. Собирайтесь! После обеда – выступаем.

– Достаньте тела из озера,- попросил я.- Их надо похоронить.

– Касимов, Васильев, возьмите багры, достаньте тела! – приказал Плаудис.- Это все?

– Да, спасибо…

Я вышел из своей комнаты через час, перевязанный и переодетый в чистое. Погода была не по-северному весенней. Солнце заливало монастырь, играло на колоколах и куполах собора… Словно и не было на свете смерти и страдания…

Красноармейцы седлали лошадей. В повозке лежал перевязанный и бесчувственный комиссар. Осмелевшие старухи о чем-то горячо благодарили явно растерявшегося Плаудиса.

– Что случилось? – спросил я.

– Ерун-та какая-то,- помотал головой командир.- Рот-ник этот…

– Что?