Обитель

Если по пути попадались лагерники – из числа работавших за пределами кремля, – Артём выправлял осанку, и выражение лица его становилось независимым – ему так хотелось показать, что он теперь не просто шакал, как и все, – а шакал верхом на лошади, и даже красноармеец впереди не столько охраняет его, сколько – сопровождает.

Судя по тому, что на Артёма смотрели в основном неприветливо, лагерники кое о чём догадывались. Например, о том, что этому бритому наголо парню выпал кант. Или даже фарт.

В монастырь явились уже ближе к ночи.

Артёму, конечно же, хотелось, чтоб он подъезжал, а там – р-раз, и Василий Петрович идёт, или Афанасьев – ай, как хорошо можно было бы порисоваться. Но красноармеец заставил Артёма спешиться у ворот, забрал повод и пошёл в свою сторону.

– Эй, а куда мне? – негромко окликнул его Артём.

– А я, мля, знаю, – сказал красноармеец, не оборачиваясь. – Куда приказано – туда и следуй.

Потом всё-таки смилостивился, обернулся.

– Завтра соберёшь всё, что приказали, и двинем взад. Стой на площади, как соберёшься, жди меня. До полудня должны уехать.

На воротах Артём показал своё командировочное письмо, его пропустили, и он поспешил в келью.

– Надеюсь, что мама Осипа ещё не приехала, – бубнил вслух Артём. – А то Осипу придётся спать на полу…

Постучалась самозваная мысль о том, что мама Осипа могла оказаться вполне моложавой… а что? – если, допустим, ему двадцать с небольшим, а она родила его молодой… но Артём тут же оборвал себя: мерзость какая, мерзость, прекрати.

Монастырский двор был пустым. Артём подумал и решил, что, наверное, ни разу не случалось такого, чтоб он оказался здесь совсем один.

“А вдруг все ушли? – то ли усмехнулся, то ли затаился в надежде Артём. – Осталось двое постовых, и никого нет?..”

“…И не было”, – ответил сам себе.

Только две чайки вскрикивали и кружили над двором, мучимые бессонницей и мигренью.

Навстречу одинокому человеку с разных концов двора двинулись олень Мишка и собака Блэк – каждый в своей манере. Блэк – достойно, но чуть танцуя своим мускулистым телом и сдержанно помахивая хвостом. Мишка – более бестолково и поторапливаясь, словно опасаясь, что, если он запоздает, – всё вкусное достанется псу.

“…Вот и лагерники, – посмешил себя Артём, – …зайду сейчас в любую роту – а там нары полны всякого зверья. Кроты, крысы, лисы – все грызутся, дерут друг друга, обнюхивают… Кто там на воротах у меня проверял документ, я забыл уже, – и Артём всерьёз посмотрел в сторону поста. – Может, там два козла сидело, с козлиными глазами, а я и не заметил…”

Мишка и Блэк приближались.

“А у меня и нет ничего”, – с привычным огорчением подумал Артём, глядя на зверьё, и осёкся, нащупав в кармане кусок пирога: не помнил даже, когда прихватил его. Вроде после бритья на озере… кажется, да… чей-то объедок лежал там – зажрались. Или не объедок, а кто-то оставил, пока брили, и Артём умыкнул, не задумываясь.

Разломил пирог, левую протянул псу, правую оленю, оба взяли поднесённое, даже не принюхиваясь. Касание звериных влажных губ осталось на обеих руках.

Артём так и пошёл в свой корпус с этим ощущением: лёгкого и чуть мокрого тепла.

Зверьё доело всё разом, олешка сделал пару шагов вослед, но понял, что ничего больше нет, и остановился, а Блэк сразу знал, что, если дают один раз и уходят, значит, всё. Благодарно дождался, пока Артём исчезнет за дверями корпуса, и пошёл досыпать.

В келье пахло кисло, Осип, как обычно, спал крепко, Артём, особенно не церемонясь, стянул ботинки, потянул с плеч пиджак – и тут его сосед неожиданно вскинулся, напуганный шумом. Артём даже застыл, так и став с полуспущенным пиджаком на руках.

– Кто? Что? – вскрикнул Осип: в глазах его гулял ужас, он не узнавал своего товарища и двигал ногами, отползая в угол. – Уходите! – то ли приказывал, то ли умолял он. – Прочь! Мне не надо этого!

– Осип! Осип! – Артём хотел взмахнуть рукой, но мешал пиджак. – Это я, Артём!

Несколько мгновений Осип пытался осознать смысл сказанного.

– Я напугался… – сказал он шепотом. – Думал: чекист. Потом долго тёр виски.

* * *

– …Сконструировал аппарат для осаждения и фильтрации йода, – рассказывал Осип с утра, под завтрак. – Большой чан с двумя фильтрами. Мешалка и труба движимы электричеством. Труба снабжена вентилятором. Знаешь, как было до этого?

– Как? – поинтересовался Артём; он всё равно ничего не понимал и лишь время от времени думал: огорошить Осипа словами Эйхманиса о том, что едва ли в келью к нему подселят мать, или не лезть не в своё дело. Кстати сказать, кому-кому, а Осипу Артём не очень хотел хвалиться своим новым назначением. Хотя всё равно с трудом сдерживался, вопреки здравому смыслу.

– До сих пор осаждение велось вручную, в бутылях, – объяснял Осип; отчего-то, говоря о бутылях, он показывал поднятую вверх морковь, которую держал в руке. – Процесс, во-первых, трудный для рабочих, а главное, вредный – пары брома, окислы азота, пары кислоты, пары йода – и всем этим люди дышали.

– Ужас, – согласился Артём и повторил: – Окислы. Пары.