Яков стоял спиной и смотрел перед собой. Глеб коснулся его плеча, говоря:
– Яша, ты меня пере… – он осёкся и увидел того, на кого смотрел брат.
Их мама стояла перед ними как ожившая фотография, сделанная на их последнем пикнике ранней весной того рокового года. Рука Глеба скатилась с плечика Якова; он согласился с братом – не то же самое, что видеть на фотографии. Фотография это лишь кусочек памяти о человеке, запечатление мгновения жизни, помещённое в плоскость. Фотография не передаёт всего.
У Глеба возник порыв подбежать и со слезами обнять маму. Тело дёрнулось, маленький полушаг, но нога встала на место. Шок проходил, растерянная радость развеивалась – лицо хмурилось, а в глазах вставали: непонимание, смятение.
Руки лже-мамы протянулись, на лице возникла тёплая, но в то же время холодная, улыбка, и она сказала:
– Идите же ко мне, мои дорогие.
Глеба пронзил холодный страх, а по телу прошли мурашки.
А Яков с улыбкой шагнул к маме, восклицая:
– Мамочка!
Но рука Глеба вцепилась в плечо и остановила брата.
– Это не мама, – сказал он сухим голосом.
– Что? – не понял Яков.
– Дети мои, – сказала лже-мама. – Идите же ко мне. Разве вы не скучали?
– Я скучал! – выкрикнул Яков и попытался вырваться. Но Глеб сильнее сжал плечо и рывком притянул брата к себе. – Нет! Пусти! Я хочу к маме! Пусти!
Глеб встряхнул брата и закричал:
– Это не она! Это невозможно!
– Она! – кричал в ответ Яков. – Она!
– Наша мама мертва!
Яков перестал вырываться и, плача, сказал:
– Но…
– Это не она. Просто… поверь мне, прошу.
Смотря на лицо брата, растерянный Яков кивнул. Он посмотрел на женщину и только теперь увидел, почувствовал, что это не его мама. Его мама была тёплой, но от этой копии не чувствовалось никакого тепла, никой любви. Глеб взял брата за руку и потянул за собой, и они напарвились к краю полянки.
Лицо лже-мамы исказилось злобой и холодом, глаза вспыхнули красным, а за спиной развернулся чёрный густой пар. Возник толчок из-под земли – в центре полянки раскрывалась глубокая круглая яма, и из неё вышла волна прохлады.
Распахнув глаза от ужаса, братья бросились бежать. Из пара на спине лже-мамы вырвалось по три щупальца, и они устремились к ним. Схватив Якова, Глеб бросился в сторону – они упали, а в месте, где они только что стояли, щупальца схватили пустоту. Но три из них тут же метнулись к братьям, которые вставали и убегали.
Щупальце успело схватить Глеба за ногу, и он упал на живот. Яков развернулся и хотел вернуться на помощь.
Но Глеб закричал:
– Беги! Беги как можно быстрее! Беги!
Яков побежал. Он увернулся от второго щупальца, прыгнул с полянки в густоту и побежал через лес так быстро, как его маленькие ножки никогда не бегали.
Невзирая на борьбу, щупальце подняло Глеба за ногу и понесло к яме. Он извивался, кричал, ругался, брыкался и пытался высвободиться. Но два щупальца схватили за руки, забросили в яму – и он растворился в черноте, так же, как и его крик.
В лесу вскрикнул Яков – перед ним, раскрыв руки, стояла девушка в розовом сарафане, с двумя рыжими косами и красными глазами. Яков понял, что это тоже копия кого-то, и что от реальной девушки когда-то веяло теплом. Испугавшись, Яков побежал прочь от неё.
Рыжие косы и розовый сарафан то мелькали с одной стороны, то с другой – и Якова загнали обратно на полянку. А увидев яму в центре, его глаза расширились от ужаса. Щупальца лже-мамы схватили за руки и ноги – Яков вопил, брыкался. Но щупальце забросили его в черноту, и крик растворился.
Яма срослась, а лже-Анна и лже-мама развеялись, словно призраки.
Глава 3 – Огонёк и зеркала
Когда дневной свет исчез, Милана падала ещё с несколько секунд и кричала. Затем её тело как будто перевернул поток, но оно осталось неизменно; а внутри желудок, сжавшись, подпрыгнул так, как бывает, когда машина резко едет с горки. Милана замерла на долю секунды в воздухе и упала, как ей показалось, обратно, но она с небольшой высоты приземлилась на прохладный пол.
– Что? – спросила Милана. Мозг пытался оценить произошедшее и дать объяснение, но не мог.
Вокруг была чернота. Милана села, голенями и ладонями почувствовала, что пол гладкий и прохладный, как у плитки; ощупала карманы шорт, но смартфона в них не оказалось.
Милана немного успокоилась, сердце из ушей вернулось в грудь, и в тишине она услышала мерное дыхание кого-то очень большого. Сердце снова убыстрило стук; тело, теряя подвижность, замерло; и, едва дыша, Милана уткнулась взглядом в черноту – туда откуда доносился мерный звук.
Что-то большое шлёпнуло по полу в нескольких метрах впереди – по спине Миланы молнией прошлись мурашки, волоски на теле встали дыбом, а волосы на голове зашевелились. Сердце гулко стучало; Милана, стараясь не дышать, старясь быть тихой, поднялась, чтобы убежать, но не видела куда бежать и от чего бежать.