Обитель любви

Римини пригласил Тессу и Лайю присутствовать на съемках. Тессу он пригласил, потому что знал: она оказывает благотворное влияние на Кингдона и в случае чего сможет его успокоить. Лайя же получила приглашение вовсе не благодаря своим сексуальным талантам или тому, что у нее была маленькая роль в «Летчике». Просто Римини уважал в ней преданность делу. Страсть к кинематографу проявлялась у нее во всем, и порой с истинно апостольским рвением она советовала Кингдону дельные вещи. Все четверо — Лайя, Тесса, Римини и Кингдон — сидели, бывало, в столовой на стульях из палисандра, которые вместе с Римини приехали сюда из Бронкса, и Лайя говорила своим высоким голоском южанки:

— А теперь обрати внимание на этот поворот! Его надо делать очень медленно. — А во время просмотра «Хорошего плохого человека»: — Видишь, как он умеет побеждать? Если бы он сейчас упивался торжеством, зритель возненавидел бы его. Но эта улыбка... Благодаря ей в него все влюбились, верно?

Однажды вечером, когда Тесса отвозила Лайю домой, она спросила:

— Неужели никто не заметит, что Кингдон копирует Дугласа Фэрбенкса?

— Для него это лучшая школа, — ответила Лайя. — И потом, у него получится по-другому. Кингдон более неистов, проникновенен. Понимаешь? И наконец он летчик. Это будет его имидж. Летчик!

— Он так же красив, как Дуглас Фэрбенкс, — робко заметила Тесса.

— Точно, точно! И как это я раньше не замечала? У него будут миллионы поклонников!

— После одного только «Летчика»?

— Тесса, ты прямо как дитя малое! Кинозвездами не рождаются и не становятся. Людей делают кинозвездами! Только одна ваша фотография с Кингдоном как сработала, а? У Римини большие планы.

— Кингдону не понравится, что из него будут делать звезду.

— А вот теперь ты действительно говоришь глупости. Всякий мечтает о том, чтобы стать кинозвездой.

— Только не Кингдон! — твердо сказала Тесса.

Когда сценарий был готов, Римини тут же приступил к съемкам. Первый день приготовились снимать в студии-Конюшне. Лайя, стоя перед зеркалом, показывала Кингдону, как правильно наносить на лицо белила и подводить глаза.

— Боже! — протянул он пораженно. — Краситься?!

— Камера требует контрастности, — ответила Лайя.

— Господи, каким способом приходится зарабатывать себе на жизнь!

— Мистер Незнакомец, не надо притворяться. По крайней мере передо мной. Ты весь дрожишь от возбуждения.

— Я предвкушаю полет на отремонтированном «Спадже». А то, что при этом я буду выглядеть размалеванным клоуном, меня совсем не возбуждает.

После первого дня съемок она сказала ему:

— А ты не так уж плох.

— Всем этим я обязан Дугласу Фэрбенксу.

— Смой грим! Поедем вместе домой на трамвае. Тебе известно, что у комнаты, которую я снимаю, имеется отдельный вход с улицы?

— Насчет трамвая согласен, — ответил он. — А насчет двери, извини: актеры устают на работе как собаки!

— О? Ухаживаешь за своей сестричкой?

— Только не надо приплетать Тессу!

— Так, так, так, — проговорила Лайя, улыбаясь. — Разве ты не мужчина?

— Мужчина, только очень уставший.

— Она богата, не так ли?

— Я же сказал тебе...

— Не волнуйся, Тесса — моя лучшая подруга, — весело закончила Лайя.

2

Несколько дней снимали на студии, но наконец Римини назначил день полетов. Текс управлял «Дженни», на крыльях и фюзеляже которой были намалеваны немецкие кресты. Кингдон летел на «Спадже», украшенном концентрическими кругами. Они сражались над мирным небом Санта-Моники. Делали петли, пикировали, выпускали друг в друга целые обоймы холостых патронов. Один раз винт «Спаджа» заело, и Кингдону пришлось вылезти в небе из кабины, чтобы крутануть его. Оператор не пропустил этот момент.

Во второй день съемок на натуре Тесса отсутствовала. Вечером Кингдон воспользовался телефоном миссис Коди.

Англичанин-дворецкий ответил:

— Мисс Ван Влит не сможет подойти.

— Передайте ей, что это Кингдон Ван Влит.

«Хватит прятаться от дворецких и богатых дядюшек, — подумал он. — Я кинозвезда».

После паузы англичанин добавил:

— Она немного приболела, мистер Ван Влит.

Утро следующего дня было туманным. Актеры, бригада операторов и восемь статистов в рогатых немецких касках слонялись около аэропланов. Римини, задрав голову, смотрел на серое небо. Наконец в три часа дня он неохотно объявил, что съемок не будет.

Кингдон к тому времени уже подружился с веселым оператором, которого звали Максом. Он одолжил у него машину на вечер.

Сначала Кингдон заглянул в книжную лавку, затем поехал на восток к Лос-Анджелесу. Мимо, сменяя друг друга, проплывали рощи и поля. Он ехал вдоль трамвайных путей по не застроенным еще участкам. Слева возвышался темный таинственный силуэт Санта-Моники. Впереди показалась аллея буйно разросшихся кустов. За этой высокой живой изгородью был склон холма, настоящий зеленый оазис.

Кингдон остановил машину Макса и спросил себя: какого черта его несет к дому дяди? К кому он сюда приехал? К Тессе, конечно. Но почему бы ему не подождать, пока она поправится? Она как-то говорила ему, что ее периодические ,недомогания длятся, как правило, всего несколько дней. И потом, после того их разговора, она больше не звала его к себе домой.