Обитель милосердия [сборник]

Разомлевший, с блуждающей улыбкой, он продирался напрямик через кустарники и, довольный собой, прикидывал, что бы сказал сейчас его заместитель по строевой дядя Коля, увидев своего командира. Скорее всего, просто безнадежно вздохнул бы. Ведь всякий раз, когда кто-то из офицеров вляпывался на левых связях, дядя Коля, увещевая очередного нарушителя, неизменно повторял: «И что ж вы так во всем комполка-то подражаете?» Впрочем, дядя Коля имел право на суровую истину. Сам он был семьянином в высшей степени: трогательно привязанный к жене и двум дочкам, он дважды в месяц выезжал за подарками для них в Норильск, где втайне содержал молоденькую любовницу.

Пять лет не бывавший в Сочи, к тому же задумавшийся о своем, Вадим шел по существу на автопилоте, и все-таки глазомер бывалого разведчика погоды не подвел: вышел он точно по курсу, к асфальтовой дорожке, окаймляющей площадь у летнего театра. И вот здесь-то, протиснувшись меж двух кипарисов, он увидел Их.

Полуденный жар спал, и на площади прогуливалось достаточно людей, некоторые уже в вечерних туалетах, но это надвигавшееся метров с двадцати видение он выхватил сразу, будто вмонтированная внутри камера автоматически включила крупный план. Позже он сообразил, почему все произошло так стремительно: фигуры людей, которые он зафиксировал, выйдя к площади, были развернуты в одну, именно в эту сторону. И, черт возьми, было на что посмотреть! Их было двое. Нет, две.

Справа, ближе к бордюру, шла девочка лет пятнадцати в кружевном сарафанчике — эдакая стремительно летящая стрекоза. Делая шаг, она сильно отталкивалась носком туфельки, будто с каждым таким толчком и впрямь собираясь взлететь, — и взлетала! Но, едва поднявшись над землей, раздумывала и плавно возвращалась на горячий асфальт. Выгоревшие пружинистые локоны волос клубились вокруг возбужденного личика. В ней не было совершенной законченности. Длиннющие ноги чуть взбрыкивали, словно у олененка, от резких взмахов рук лопатки трепетали цыплячьими крылышками. Шла прелестная девочка, которая совсем вот-вот, еще два-три штришка, превратится в совершенную красавицу. И в предвкушении этого она порхала сейчас над асфальтом, требовательно собирая взгляды мужчин и гордясь перед своей спутницей.

Рядом с трепетной девочкой шла молодая женщина, полностью, казалось, углубленная в себя. Всеобщее внимание словно не достигало ее. И лишь подрагивание четко очерченных ноздрей на отстраненном, мягко-задумчивом лице выдавало привычное возбуждение, что испытывала она под множеством обволакивающих мужских взглядов, впитывая их в себя столь же естественно, как ее отполированное шоколадное тело — солнечные лучи.

И все-таки именно вдвоем сестры — а при всей внешней несхожести близкая родственность их была несомненной — производили удивительное впечатление совершенной гармонии, когда очарование словно искрилось меж ними, сокрушая встречных мужчин.

Жертвой этого очарования пал и Вадим. Застигнутый врасплох рыщущим взглядом девочки, он испуганно сглотнул прорезиненную слюну, подозревая, что вид у него вполне идиотский, и — не ошибся.

— Двадцать третий! — с торжествующей дерзостью отсчитала та, словно пришпиливая Илью в собранный богатый гербарий.

— Туточка! — нежно укорила старшая, и лукавая парочка просквозила мимо.

Спустя несколько секунд номер двадцать третий помотал головой и сделал наконец то, что давно собирался, — поставил ногу на тротуар. От недавней победительности не осталось и тени, и всей его воли хватило только на то, чтобы плестись следом, стараясь не думать, как сам он при этом выглядит. А выглядел он наверняка неважнецки. Какой-то тоскливо застывший парень — надо полагать, номер двадцать четвертый — сочувственно шепнул:

— Бесполезняк, мужик. Не по нам сшиты.

— Да пошел бы ты, — схамил Вадим, хотя, несомненно, тот был прав — скукоженный, в измятом с дороги тряпье, на что тут рассчитывать?

А Вадим и не рассчитывал. Просто упрямо шаркал по асфальту, молясь своему воздушному богу, с которым втайне от подчиненных поддерживал самые свойские отношения, чтоб они не обернулись.

И накаркал-таки! То ли на звук, а скорее, из озорства, желая обозреть поверженные тылы, но девочка живо крутнулась на одной ноге. Может, она и не признала бы в нем экспонат из своей коллекции, но очумевший Вадим неожиданно для самого себя принялся сосредоточенно ковырять кору ближайшего дерева, она всмотрелась… и весело зашептала в ухо старшей сестре.

И все-таки он добрел за ними до гостиницы «Жемчужина». Уже входя в холл, девочка еще раз обернулась и фыркнула, выказывая презрение к зарвавшемуся недотепе, самой назойливостью своей компрометирующего ее обожаемую сестру.

Ну, что сказать? Конечно, день на этом для Вадима закончился. И, конечно, не дождались резвые медички своего шаловливого кавалера. И уже среди ночи, сев на кровать, уяснил окончательно: если не найдет старшую из сестёр, не объяснится как-то, то не только отпуск наперекосяк.