Стоять на гречке было нестерпимо больно. Но это только первые десять минут. Потом боль проходит, становится не такой острой, тупой. Зерна размягчаются, впитав пот, и уже можно молиться, не морщась. Только спина начинает затекать, но это ничего – Маркуша привык.
– Почему ты не молишься? – голос матери напугал мальчика.
Мальчик вздрогнул, обернулся. За спиной стояла мать. Все лицо было красным от крепких пощечин, глаза светились яростью. От нее пахло давно не мытым телом, кислым потом и табаком.
– Почему ты не молишься? – повторила она не своим голосом.
– Я молюсь, – ответил мальчик, но уже заранее знал, что любые оправдания сейчас бессмысленны. Мать пребывала в связи – так она это называла. Когда в особые дни после небольшой молитвы и нескольких сильных ударов по лицу в ее душу «залетал Святой Дух», она могла «видеть всех насквозь». Так она говорила.
– Ты не молишься!
Предательская слезинка навернулась на глаза. Маркуша начал задыхаться от навалившейся бури чувств.
– Я молюсь, правда! – выдохнул он. – Я…
– Не обманывай меня!
Звонкая пощечина обожгла щеку.
– Я… – договорить мальчик не успел – разрыдался.
– Ты грешен! Грешен!
– Я… – Слова упорно не хотели выходить наружу, застревая в горле.
Еще одна пощечина.
– Грешен!
И еще одна.
– Грешен!
И еще.
– Грешен!
– Не надо! – взмолился Маркуша, закрываясь от ударов.
– Не надо?! – Казалось, эти слова удивили мать. Она даже отошла на несколько шагов назад, словно желая лучше рассмотреть сына. – Не надо?!
– Прошу – не надо! Я правда молился.
– Надо!
Мать подошла ближе к мальчику.
Он вскочил с колен, забился в угол.
– Куда пошел?! А ну иди ко мне! Живо!
– Не надо меня бить!
– Что?! Да как ты смеешь указывать матери, что ей делать?! Ж-живо с-сюда!
– Нет!
Маркуша бросился наутек.
– С-стой, говорю!
Мать побежала следом, но не сделала и трех шагов, как поскользнулась на мокром от вспотевших детских коленей полу и неуклюже упала, ударившись головой. Звук получился сухой и громкий, словно уронили вазу.
Мальчик в нерешительности остановился, оглянулся.
– Мам?
Нет ответа.
– Ма-ам?
Маркуша подошел ближе. С ужасом глянул на растекающуюся лужу темной крови под головой женщины.
– Мамочка, ты чего?!
Но она не отвечала, продолжая смотреть стекленеющим взглядом в потолок.
– Боже, что же я наделал? – выдохнул мальчик, упав на колени и подползая к телу. – Прости меня, мамочка! Пожалуйста, прости меня-я-я!
А потом он понял – это и есть кара: