Оглушенный итальянец рухнул на колени, и оборотень, торжествующе зарычав, вновь вскинул кверху боевой топор, намереваясь размозжить Рамону голову.
Но не тут-то было. Глеб, стоявший на краю площадки, стиснул зубы, крепко прикусив свою Зерцальную Скобу, и беззвучно пробормотал:
– Вставай, толмач. Вставай и дерись.
В ту же секунду Рамон, словно опомнившись, вскочил на ноги, поднырнул под топор оборотня и нанес ему быстрый удар мечом в грудь.
Клинок меча рассек Фаркуку плоть, но наткнулся на кость и отскочил от нее, словно от стальной брони. Кровь брызнула оборотню на грудь и живот, но монстр, казалось, не заметил этого. Он вновь пошел в атаку, размахивая топором.
Рамон без особого труда увернулся, быстро присел на корточки и рубанул противника клинком по ногам. Оборотень рухнул волосатой спиной на траву и шумно выдохнул ноздрями воздух.
Рамон выпрямился и презрительно проговорил:
– Pоrсо maledetto![5] Ненавижу оборотней.
Клинок заговоренного меча вновь сверкнул на солнце и с хрустом вошел в грудную клетку чудовища.
В тот же миг Глеб открыл глаза, быстро глянул по сторонам – не смотрит ли кто на него, а затем выплюнул на ладонь свою часть Зерцальной Скобы и спрятал ее в карман.
Рамон опустил окровавленный меч, повернулся к нойону и громко проговорил:
– Я победил твоего лучшего воина, Алтук! Эту победу я преподношу тебе, как дар!
Итальянец опустился на одно колено и склонил голову в почтительном поклоне.
– Что ж… – недовольным голосом проговорил нойон. – Да будет так.
Он резко повернулся и пошел к своему шатру.
На площадку вышли два газарских воина. Взяв звероподобного Фаркука за руки и за ноги, они поволокли его прочь. На Рамона никто из газарских воинов не смотрел.
7
Напившись из фляги воды и немного передохнув, Рамон взглянул на сидевшего рядом Глеба и сказал:
– Благодарю тебя, Первоход. Если бы не ты, этот монстр разорвал бы меня на куски.
Глеб усмехнулся.
– Может, да. А может, нет. Ты самый ловкий сукин сын из всех, кого я знаю.
– Да, но эта победа…
– Эта победа – твоя. – Глеб прищурился и протянул ладонь: – А вот Зерцальную Скобку верни. Возможно, она мне еще пригодится.
Рамон достал из кармана металлическую скобку и положил Глебу на ладонь.
– Это чуднáя вещь? – спросил он, глядя на то, как Глеб убирает ее в карман.
Глеб кивнул.
– Угу.
– Откуда она взялась?
– Взял напрокат у одного барыги. Не думал, что пригодится.
Рамон снова отхлебнул из фляги, вытер рукавом камзола рот и спросил:
– Что теперь будет, Первоход?
– Теперь? – Глеб чуть прищурился. – Полагаю, ничего плохого не случится. Газары – народ лукавый, однако они боятся своих богов.
– Думаешь, Алтук сдержит слово?
– Уверен, что сдержит. Иначе Страшный Бог Кожаной Коробки выберется наружу и надает ему по шее. Дай-ка хлебнуть.
Рамон передал Глебу флягу с водой, и тот хорошенько к ней приложился.
– Знаешь, Первоход… – снова заговорил Рамон. – Я только сегодня понял, насколько ты силен.
– Правда? – Глеб вытер ладонью мокрые губы. – Что ж, лучше поздно, чем никогда.
Взгляд итальянца, однако, был серьезен и почти суров.
– Первоход, когда я был тобой, меч в моих руках стал легче перышка. А мускулы мои были столь сильны, что я мог бы свернуть оборотню шею голыми руками.
Рамон замолчал, потом внимательно вгляделся в лицо Глеба и тихо спросил:
– Каково это – знать, что ты сильнее всех?
Глеб приподнял черную бровь.
– Разве ты сам это не испытал?
– Не до конца. Но пока это длилось, мне казалось, что сила моя идет… не изнутри. Она словно бы обволакивала меня, входила в меня и становилась мною. Она струилась по моим рукам теплым потоком, делала мои мускулы твердыми, а кости – несокрушимыми.
Рамон снова замолчал, собираясь с духом для главного вопроса, а потом выпалил:
– Это ведь Гиблое место? Оно наделяет тебя мощью, верно?
– Ты задаешь слишком много вопросов, – нехотя произнес Глеб. – А я не уверен, что могу на них ответить. Скажу одно: сила Гиблого места – недобрая сила. Она способна не только сделать человека сильнее, но может и сломать его, растереть в порошок его кости и выжечь его душу адским пламенем. Иногда эта сила – страшная, почти невыносимая обуза. Поверь мне, толмач, я знаю, что говорю.
Рамон пригладил ногтем черный ус, нахмурился и задумчиво произнес:
– Мне кажется, что я все еще чувствую твою силу, Первоход. Будто часть тебя осталась во мне.
– Звучит двусмысленно, – заметил на это Глеб. – Если хочешь остаться моим другом, не произноси этого при посторонних. Они могут подумать о нас невесть что.
– Но ведь это правда. Мне кажется что часть меня – это все еще ты.
Глеб, запрокинув голову, допил воду, а затем положил опустевшую флягу толмачу на колени.
– Поменьше об этом думай, Рамон. Иначе раздвоение личности разорвет тебя на части. Пойду отолью.
Глеб поднялся на ноги и, что-то негромко насвистывая, направился к деревьям.
Обращаясь к собравшимся газарам, Рамон заговорил с ними на их языке, и Глеб поразился тому, каким чистым был его выговор.