Обитель Варн

- Знаю, знаю: вы умеете защищать своих женщин. Я не Гнездевский, уважаемый граф. Хотя, хочу заметить, вы своими действиями наживаете весьма серьезных врагов. К чему вам неприятности получать, лезть в дебри из-за женщин? Мало их, беспроблемных, что ли? Не молоды ведь вы уже. Авантюры подобного рода больше молодым под стать, живучим да прыгучим, а нам, старикам, покой полезен. Тишь, гладь, размеренность и юная чаровница под боком...

- Я не привык обсуждать свои пристрастия, привычки и планы с кем бы то ни было.

- Конечно. Это так, философское размышление. А нельзя получить документы раньше? Мы в принципе уже немало знаем и работаем, но дознание шло бы быстрее при вашей помощи. Не хочется мне упускать сообщников Гнездевского. Боюсь некоторых к ответу не призвать.

- Хорошо, чем смогу, помогу, но лишь в случае убедительных доказательств о терпимости по отношению к Лесс.

- Ее сегодня же переведут в полковой госпиталь, в тридцати километрах отсюда. Ущелье Карапас. Сможете забрать ее через три месяца.

- Я не знаю, что будет через три месяца, как и вы. Но прослежу обязательно.

Разумно - кивнул полковник:

- Что ж, будем считать, договорились? - протянул ладонь для пожатия. Бэф не без колебания пожал:

- Будем.

- Приятно иметь с вами дело, граф. Через час вас доставят, куда скажете.

- Надеюсь, больше не увидимся.

- Кто знает, граф, кто знает? При вашем-то темпераменте и любви к приключениям зарекаться от свидания? - вставая, заметил Горловский. Улыбнулся Рицу по отечески тепло. - И все-таки примите совет: держитесь подальше от сомнительных связей. Тогда мы точно не встретимся.

Глава 22

Лесс лежала на кровати в одноместной, вполне комфортабельной палате, если б не ее стеклянные стены. Удобно лишь служащему составу - десять палат - один пост, с которого видно каждого пациента.

Алиса чувствовала себя мышкой, попавшей в аквариум. Осталось наглотаться воды - лекарств, что заставляют пить по четыре раза в день под бдительным присмотром медсестры и дежурного бойца, и пойти на дно - вглубь собственного сознания. Во тьму мыслей, воспоминаний. А ей совсем не хочется туда. Потому что там горько, холодно и больно. Там грязь пройденных лет, ошибок, убитые за пустую банкноту люди, амбиции капитана, разбитые надежды, пепел, оставшийся от веры в свет и добро. Там мама и Бэф, весь клан ставших ей братьями и сестрами свободных и вечно пьяных от этой свободы Варн. Иных существ и все же более близких и понятных, чем любой человек. А еще там живет сожаление о том, что сделано и что не сделано. И никак ей не понять, о чем жалеет больше.

Месяц, два барахтается она в трясине собственной памяти и бродит кругами от первого звонка в лицее до последнего трупа в доме "Ромео". Ее напичкали транквилизаторами, просканировали, простерилизовали мозг, до полной апатии свели все физические ощущения. А память, как самое вредное, назойливое насекомое, живет и здравствует, ширит свои директории, захватывая, словно прожорливый вирус, не только нервные клетки, но и всю плоскость бытия.

И Лесс знала причину данных метаморфоз, понимала, что нужно сделать, чтоб избавиться от угнетающего чувства тоски - убить причину дискомфорта, постоянного третирования любой плоскости ее личности - любовь к Бэф. Но легко подумать, а как сделать? Ее из сердца, она - в душу, ее из души гонишь, она проникает в мозг свербит и ноет плачем глупой идеалистки. Давишь ее огромным списком аргументов, а она на все выдает один контраргумент, перечеркивая разом реестр объективных фактов субъективным, обиженно-возмущенным - плевать!

Шаг за шагом из угла в угол палаты бродит печаль и считывает тени прожитых лет, разъедает, растворяет тело Алисы, сжигает душу и стирает озорной блеск в глазах. Осунувшееся лицо, тяжелый взгляд, угрюмая замкнутость сжатых губ, скудость фраз и лениво-заторможенные движения - такой Сталеску предстала перед врачебной комиссией. Получила документы о демобилизации в связи с тяжелым психическим заболеванием, предписные листы, подъемные и корочки инвалида - лейтенанта запаса.

Ее отвели в раздевалку и кинули пакет с вещами.

Сталеску долго рассматривала сложенную амуницию: брюки, рубашку, армейские ботинки, личный жетон на цепочке. Медленно оделась, сунула в нагрудный карман документы, сложила свое нехитрое имущество в вещмешок, попросила сигаретку у дежурного и вышла на крыльцо.

Зима белыми пятнами снега расписалась на территории военного городка. Серые стены - ограда периметра, седые вершины гор в окружности, куда ни кинь взгляд. И солнце, словно в насмешку мрачному настроению, слепящее, яркое.

- Куртку забыла, - вырос за спиной девушки лейтенант, протянул с каменной физиономией. Лесс взяла.

- Я буду сопровождать тебя на аэродром, на чартер до дома.

Девушка опять кивнула, не поворачиваясь к мужчине.

- Пойдем? Машина ждет.

Лесс кинула куртку на ступени, тяжело опустилась на нее и, неумело закурив, бросила:

- Покурю и поедем.

Лейтенант не стал перечить. Молча застыл за спиной демобилизованной, зорко оглядывая окрестности.