Обители пустыни

Однако к завтраку рабочий не вернулся, тогда как больному становилось все хуже и он мечтал о смерти. Когда любопытные товарищи стали расспрашивать его о причинах несчастья, он отвечал, что сказать не может и даже говорить об этом не желает; подобный ответ не вызвал прилива симпатии к больному, и посетители заметно поредели. Той же ночью Дину приснилось, что он вновь оказался заперт в гробнице; живые глаза на мертвом лице следили за ним, пока он пытался пробиться сквозь камни к воздуху и жизни. Впрочем, лицо во сне казалось не полностью мертвым — смуглая кожа плотно обтягивала кости черепа, но черты выражали теперь похоть, и жестокость, и злобное торжество. Дин проснулся, весь мокрый от пота, с ощущением удушья, таким же, какое испытал в тот незабываемый день в подземелье, пораженный чувством грядущего зла. Он заснул и проснулся вторично, и чувство это растворилось без следа в ясных лучах утреннего света.

День спустя среди землекопов воцарилось некоторое беспокойство. Вечером Меррита посетила делегация с долгими жалобами на всевозможные треволнения. Ибрагима они назначили своим полномочным представителем; тот наслаждался возможностью блеснуть знанием английского и произнес длинную речь.

— Сэар Меррит не забывать, что эта город проклятый, совсем давно проклясть его Бог-Господь. Здесь могут быть плохой дела, очень плохой, как мы увидеть. Не есть хорошо откапывать то, что есть плохо. Эта алтар посвятить такой злобный Бог-Господь, что люди говорить, он светиться весь ночь. Здесь обитать духи — везде, везде повсюду. Так много, очень много духи в эта земля. Люди не нравиться эта. Хафиз, повар он, видеть вещь прошлый ночь. Делать его очень больной.

Он ухватил Хафиза за край его короткого и грязного ситцевого одеяния и вытащил повара вперед. Хафиз поначалу отмалчивался, но, очутившись в тесном кругу слушателей и получив приказание говорить, развел руками и быстро сказал:

— Ах, хозяин, то было создание, что приходит ночью с холмов, качаясь, как раскачивается под летним ветром пшеница, очень легкое, и зовет людей следовать за ним. Тар-фа, тот, кто ушел и не вернулся, видел его и говорил, что это дух алтаря, который мы осквернили. Пустыня поглотила его, ибо прошло уже три дня с тех пор, как он ушел.

Затем, будучи добрым магометанином, Хафиз призвал Аллаха в свидетели, что он всегда старался держаться подальше от невидимых сущностей, что он был вынужден подчиняться приказам и что он — лишь цветок в руках Господа.

— Никак не пойму, что нашло на этих дикарей, — раздраженно сказал Холлуэй.

— Они всего-навсего немного нервничают, — заверил его Меррит. — Похоже, место это всегда, начиная с древнейших времен, пользовалось дурной славой. Рабочие суеверны и не понимают, с чем столкнулись. Лично я думаю, что Тар-фа украл мумию и накануне побега выдумал историю о светящемся алтаре, чтобы сбить нас со следа. Да, безусловно, Тарфа и есть вор. Но он не так уж глуп и вряд ли решится бежать на север без воды и провизии. Повар говорит, что со склада он ничего не взял. Значит, единственным приемлемым маршрутом остается южное направление. И когда мы будем возвращаться тем же путем, несомненно найдем его — или то, что от него осталось — вместе с мумией.

— Но горы? Он ведь может направиться в горы? — предположил Дин.

Услышав это, Меррит только усмехнулся.

— Зачем ему горы? Думаю, он прежде всего захочет добраться до караванных путей, где он мог бы надеяться на помощь. Мумию он выбросит в пустыне, а драгоценности спрячет в своей одежде. Идти в горы — все равно, что на север, на верную смерть. Но никакие караваны не проходят ближе чем в пятидесяти милях от тех мест, куда он направился; а пятьдесят миль — не шутка для измученного человека без пищи и воды. О, мы еще вернем нашу принцессу!

На следующий день тревога лишь усилилась. Один из землекопов явился к Мерриту и рассказал, захлебываясь в истерике, что он, Мусса, видел человека, который пробирался между курганов, следуя за созданием, что все время скользило впереди него; и этим человеком был Хафиз, повар, что был с Тарфой и после хотел умереть. И Мусса, дрожа с головы до пят, описал это создание, так как сумел его разглядеть.

— Господин, было почти темно, и мы с Хафизом взяли еду, отошли в тень того кургана и сели ужинать.

Он махнул рукой влево, в сторону отдаленного холма выкопанной земли и щебня.